Елена Кочемировская - 50 знаменитых больных

В том же году в столичных театрах с успехом шли его пьесы, особенно существенно переделанный им «Иванов». Это тем более удивительно, что смысл переписанной драмы приходилось растолковывать даже Суворину — не просто профессионалу, но широко мыслящему и духовно близкому автору человеку, восполнившему для молодого Чехова дефицит полноценного общения со «старшими». Чехов объясняет характер и поведение своего героя быстрой утомляемостью и «нервной рыхлостью» одаренных русских молодых людей — закономерным результатом их чрезмерной ранней возбудимости, — что обостряет чувство вины за обманутые ожидания и приводит наиболее последовательных из них к жизнеотрицанию и суициду. Его сеющий разрушение Иванов концентрирует в себе это разлитое в русском обществе настроение.

Осенью были написаны им «Скучная история» и «Леший» («примерочный» вариант будущего «Дяди Вани») — о состарившихся людях, разминувшихся с собственной судьбой. Он словно предчувствует, что еще немного, еще «один глоток» такой застойно-притворной жизни — и он не выдержит, наложит на себя руки. Вот что пишет Чехов об этом в своих дневниках: «Меня окружает густая атмосфера злого чувства, крайне неопределенного и для меня непонятного. Меня кормят обедами и поют мне пошлые дифирамбы и в то же время готовы меня съесть. Черт их знает — не люди, а какая-то плесень». «.Они замечают только чужой успех и свой неуспех, а остальное хоть травой порасти. Кто не умеет быть слугою, тому нельзя позволять быть господином». И уже много позднее, окидывая взглядом пройденный путь, он писал о начинающем писателе Алексее Пешкове: «Горькому после успеха придется выдержать или выдерживать в течение долгого времени напор ненависти и зависти. Он начал с успехов. Это не прощается на этом свете».

Полгода с небольшим проходит после смерти Николая, и Чехов, чтобы не погрязнуть в рутине и скуке мещанского быта, не дать развиться в себе «кисляйству», решается на крайний и в глазах многих сумасбродный шаг — едет на Сахалин. Та жизнь, которую ведут он и его окружение и которую он столь успешно бытописует, должна быть проверена экстремальным путем. Чехов ссылает себя на каторгу. В письме перед самым отправлением на Сахалин он писал редактору «Осколков»: «Прощай и не поминай лихом. Увидимся в декабре, а может быть, и никогда уж больше не увидимся». Сахалин для Чехова — аналог Мертвого дома, небезопасное путешествие — своего рода инициация, жирная черта, подведенная под отправленной в прошлое молодостью. Проделанный путь подробно описан самим Чеховым в письмах и книге.

Предпринятая им (теплолюбивым южанином и отнюдь не романтиком) поездка через всю Сибирь может показаться кому-то мазохистской затеей, кому-то — подвигом в народническом духе, а кому-то — научной экспедицией. Но можно представить все дело иначе: Чехов-писатель «прогнал по этапу» Чехова-человека, чтобы «упиться его взбодренной живой кровью». После такой «подпитки» ему стали по плечу такие творческие задачи, к которым ранее он не мог и не смел подступиться. Даже граф Толстой и его произведения больше не кажутся его горячему почитателю со студенческих лет, позавчерашнему Чехонте, непререкаемым моральным авторитетом и художественной истиной в последней инстанции. Он писал: «До поездки «Крейцерова соната» была для меня событием, а теперь она мне смешна и кажется бестолковой». Умеренное подверглось испытанию безмерным — и поначалу показалось, что выдержало его.

После короткого знакомства с жизнью на Сахалине Чехов совершает вояж с Сувориным в Западную Европу, которая производит на него ошеломляющее впечатление — сам образ европейской жизни, достижения цивилизации, культуры и искусства, итальянские города, Эйфелева башня, построенная к открытию всемирной промышленной выставки, куда он не попал в позапрошлом году. Впечатления и опыт, полученные в этой поездке, существенно расширяют его кругозор, но со временем неожиданно обнаруживается побочный эффект. Год спустя Чехов пишет Суворину: «Постарел я не только телесно, но и душевно. Я как-то глупо оравнодушел ко всему на свете и почему-то начало этого оравнодушения совпало с поездкой за границу. Я встаю с постели и ложусь с таким чувством, как будто у меня иссяк интерес к жизни. Хочу уехать в Америку или куда-нибудь подальше, потому что я себе ужасно надоел. Старость или лень жить, не знаю что, но жить не особенно хочется. Умирать не хочется, но и жить как будто надоело».