— В гетто никто не умирал в своей постели. Мы никого не могли похоронить как полагается. Только после войны люди начали умирать нормально, в постели. А нормальный человек не должен верить, что где-то его ждет другая жизнь.
— Ради кого делаются такие жесты?
— Ради друзей. Для чужих людей такого не делаешь. Не пьешь, когда умирает чужой человек. За последние годы эта история обросла легендой. Я сам того, что вы рассказываете, не помню, помню только, что долго разговаривал где-то в уголке с Халиной Бортновской. Ну и не такой уж я нахал, чтобы выгонять киногруппу. Смелости бы не хватило. Водку, возможно, принес и выпил с вами. Возможно, сказал: что поделаешь, так уж случилось. Это хороший обычай: с другом нужно выпить на дорожку, пока он здесь. Хотя бы не телом, а душой.
Пьют ведь не только для тела, но и для души — возможно, что-нибудь вроде этого я и сказал. Да и не все ли равно, как оно было, — осталось у вас в памяти, и хорошо. Это как на судебном разбирательстве… Свидетелям задают вопрос, стреляла ли подсудимая в этого человека? Все говорят, что стреляла. Но потом, когда у них спрашивают, в каком она была платье, отвечают по-разному: в красном, в синем, в зеленом. Потому что у каждого в голове остался свой образ. Когда трое видят одно и то же, каждый видит это по-своему. Я говорю совершенно серьезно. Не знаю, что я тогда имел в виду и что сказал, поскольку не помню этой сцены. Но так вполне могло быть. Будем считать, что так оно и было, хотя я не всегда соблюдаю этот обычай.
— Кого в гетто хоронили как полагается?
— Я тогда ни разу не был на еврейском кладбище. Тех, кто умирал от тифа, вывозили из гетто. Богатых хоронили, каждого в своей могиле. А остальных… Ведь покойников собирали с улиц, клали по десять-двенадцать трупов на специальную тележку и увозили в общую могилу. Голые мертвецы ехали в тележке по улицам до ворот гетто и дальше, на кладбище. Там их сбрасывали в общие могилы и сверху засыпали известью.
Хоронили, конечно, и тех, кого мы убивали, — агентов, сотрудничавших с немцами, коменданта полиции; у этих были нормальные похороны. Даже сохранился надгробный камень, под которым лежат некоторые из них.
Но наши памятники времен войны в основном символические. Такая могила у доктора Брауде-Хеллеровой, главврача больницы Берсонов и Бауманов, завотделением новорожденных, — она могла выйти из гетто, но не захотела оставить детей. И у Абраши Блюма [50] Абраша (Авраам) Блюм (1905–1943) — инженер, деятель Бунда, один из организаторов подполья в гетто, участник восстания.
, лучшего из всех нас, бундовцев. Он поддерживал наш дух в самые трудные минуты.
В настоящей могиле лежат только пятеро ребят, которых немцы убили в Зелёнке [51] В городке Зелёнке в 1943 г. были выданы немцам и расстреляны пятеро участников восстания в гетто.
: Юрек Блонес, Зигмунт Фридрих [52] Юрек Блонес (1924–1943) — деятель Цукунфта (левая молодежная организация Бунда), во время восстания руководил группой ЖОБа. Зигмунт Залман Фридрих (1911–1943) — деятель Бунда, инструктор боевой организации Бунда и ППС-левицы.
и другие. Их эксгумировали из-под забора, возле которого расстреляли, напротив дома, где они должны были скрываться, — кто-то их выдал. Пять человек. А у остальных символические могилы, ни одной настоящей.
Не то что после келецкого погрома [53] Келецкий погром (4 июля 1946 г.) — самый крупный послевоенный еврейский погром в Польше, устроенный антисемитски настроенным польским населением города Кельце.
: в Кельце можно было тела убитых положить в гробы и потом выставить эти сорок гробов на всеобщее обозрение.
В гетто дошло до того, что даже смерть самых близких никак не отмечалась. Не было возможности. Я сам сталкивался со смертью в основном в больнице. Не знаю даже, как увозили детей, которые там у нас умирали. Наверно, это делало погребальное агентство Пинкерта, занимавшееся похоронами в гетто. Потом я некоторое время работал в прозекторской, но трупы после вскрытия больница тоже не хоронила.
— Вы помните, кто из ваших подчиненных первым погиб во время восстания?
— Михал Клепфиш [54] Михал Клепфиш (1913–1943) — инженер, деятель Бунда, в ЖОБе отвечал за вооружение.
.
— Где это случилось?
— На Свентоерской, 36.
— Там, где сейчас китайское посольство?
— Да.
— Он правда заслонил своим телом пулемет?
— Он выскочил прямо на пулемет. Не заслонил телом. Телом можно заслонить маленькую амбразуру. Михал вел группу. Они были за дымоходом, а немец прятался на лестнице. Михал шел впереди и первым выскочил из-за трубы, так как думал, что проход свободен. И немец его застрелил. Я тоже столкнулся с этим немцем, но меня он не застрелил. Потому что я был умный, а немец — болван. Хотел меня застрелить из длинноствольного оружия — у пулемета длинный ствол. А я к этому немцу прижался — он стреляет, а пули летят у меня за спиной. Потом я рванул по лестнице вниз, перескакиваю сразу по полмарша, раз-раз, я тогда ловкий был малый, он не успел вытащить из гранаты чеку, как я уже был этажом ниже. Дом был, кажется, шестиэтажный. Мы там прятались на чердаке.
Читать дальше