Пока мы наслаждались свободой в Сент-Паули, Брайан Эпстайн впервые за свою краткую карьеру менеджера БИТЛЗ оказался на распутье. Он стучался во все двери, пытаясь отыскать студию, готовую нас записать. Ничего другого ему не оставалось. Его семья начала терять терпение, считая, что он растрачивает на БИТЛЗ энергию, которую лучше было бы направить в русло фамильного бизнеса. Брайан в отчаяньи попытался уговорить родителей поддержать его последнюю попытку найти в Лондоне какую-нибудь маленькую «занюханную» студию, которая могла бы нами заинтересоваться.
Как только Брайан приехал в Лондон, он зашел в магазин HMV на Оксфорд Стрит, где, как он узнал, можно было нарезать магнитные записи на диски за несколько фунтов. [25] За 1.10.
Он подумал, что пластинки лучше звучат и более практичны. Во время этой операции один из звукоинженеров [26] Джим Фой.
был очень заинтересован оригинальным звучанием песен на бобинах, и обмолвился об этом двумя словечками людям с верхнего этажа, где располагался отдел музыкальных изданий EMI. Заинтригованный БИТЛЗ Сид Коулмен, директор издательства, позвонил в контору Джорджа Мартина в «Парлофоне», единственном, кажется, отделении EMI, где нам пока не дали пинка. В результате, на следующий день Эппи получил приглашение от Джорджа Мартина, парлофоновского шефа.
Прослушав наши записи, Джордж Мартин, признававшийся позднее, что он разыскивал «нечто, звучащее, как Клифф Ричард и „Шедоуз“», подумал, что, может быть, из нас можно что-нибудь сделать.
Эта новость настигла нас на Гроссе Фрайхайт в виде телеграммы, отправленной Брайаном, которую Джордж вскрыл и прочитал: «Ребята, поздравляю. EMI согласилась устроить вам сеанс звукозаписи. Готовьте что-нибудь новенькое».
Это было утро похмелья, однако мы все же начали улыбаться, потом — хохотать, потом — награждать друг друга дружескими пинками и шлепками в честь такого события. Наконец-то еще один шанс — может быть, последний «выйти из окопов» и «разоружиться».
— Куда мы идем, парни? — орали мы. — На вершину вершин!
Уже одно упоминание о «чем-нибудь новеньком» разожгло плодотворное воображение Леннона с МакКартни. И все же предстояло еще пройти длинный путь. Джордж Мартин пообещал всего-навсего внимательно нас послушать, и это могло быть повторением истории с «Деккой».
Брайан вылетел в Гамбург, чтобы отпраздновать этот исторический поворот в карьере БИТЛЗ вместе с нами. Он пьянствовал целую ночь, таскаясь вместе с Ленноном из клуба в клуб, из бара в бар.
— Полюбуйся-ка на это, — сказал Джон торжествующе на следующий день, разжимая руку, из которой выпало 100 марок. — Я немножко оттузил Эппи и стрельнул у него десять червонцев, пока он хныкал над своим пивом.
Такого рода вещи Джон проделывал без зазрения совести. Мы предполагали, что после этого Брайан вернется в Ливерпуль, однако обнаружили его несколько дней спустя на Репербане в клубе «Рокси», известном тем, что его посещали гомосеки и разные извращенцы.
— Мы думали, ты вернулся, Брайан, — сказали мы; на это он ответил, что его задержали «дела», однако не пояснил о каких «делах» шла речь.
Среди всех развлечений, которые предлагала нам Гроссе Фрайхайт, я, как и Джон, не забывал писать девушке, оставшейся в Англии. Ее звали Кэтрин; позднее я познакомился с ней ближе уже под именем Кэти, затем — Кэйт, и, наконец, Кит. Она постоянно посещала поп-концерты и была влюблена в танцы. Она ходила в рок-клубы вместе со своей подругой Элис, к которой был неравнодушен Пол.
Впервые, я встретил Кэти (она подписывалась просто «К.») на одном из наших концертов в Институте Эйнтри и обнаружил, что, хотя ей и нравились БИТЛЗ как группа, и их музыка — тоже, однако она не была в восторге от нас лично, считая, что мы — банда сорвиголов.
Позднее мы встретились в «Каверне», но не сказали друг другу ни слова. Потом я увидел ее в одном кегельбане, бывшем любимым местом отдыха мерсисайдских групп. Я как раз закончил игру и, повинуясь внезапному импульсу, спросил у нее, не хочет ли она кока-колы. На этот раз мы проболтали о том — о сем около двух часов.
— Пока! — сказал я на прощанье.
Вот и все. У нас были чисто дружеские отношения, и наши встречи носили случайный характер до того самого знаменитого дня, когда мы уехали в Гамбург во вновь открытый клуб «Звезда». Эппи организовал в «Каверне» вечеринку специально для фан-клуба. Она прошла на редкость удачно, и Кэти, став «протеже» Боба Вулера, вошла в группу танцоров под названием «Кинг Твистерс». Ее члены были выбраны Бобом, чтобы продемонстрировать вакхическое безумие твиста, а аккомпанировали им БИТЛЗ. Одним из номеров было мое соло в «Peppermint Twist». Во время вечеринки Бобу пришла в голову светлая идея составить из нас с Кэти пару, чтобы мы вместе отплясывали твист, как образец для остальных членов группы. Я не был от этого в особом восторге, о чем и сообщил Бобу.
Читать дальше