Любовь Берлин - Записки парашютистки

С тех пор я начала прыгать затяжными прыжками.

Всего у меня 45 прыжков. За два с половиной года — не так много! Если бы я прыгала сколько хочу и столько раз, сколько бываю на аэродроме, прыжков набралось бы у меня, вероятно, раза в три-четыре больше. Но сейчас у нас столько желающих, что часто прыгать не приходится.

Было у меня несколько курьезных случаев.

Помню, в 1934 году я совершала обыкновенный прыжок. Вероятно и расчет был не точен, и ветер помешал, но я села не там, где было намечено, вернее, я очутилась на крыше одного из тушинских колхозных домов. К счастью, дом был невысокий, хозяева быстро нашли лестницу, и я благополучно слезла на землю.

Через некоторое время еду в автобусе на аэродром. На одной из остановок в автобус вошла женщина, нагруженная бидонами из-под молока и мешком с хлебом. Протягивая мне горсть с серебряными монетами, она попросила:

— Гражданочка, отсчитай, милая, шесть гривен на билет.

Я отсчитала и передала кондуктору.

Женщина вдруг уставилась на меня:

— Где-то я тебя, милая, видела! А, вспомнила! Это же ты на моей крыше намедни сидела.

В автобусе раздался хохот.

Села я на крышу и в другой раз, зимой 1935 года, но на этот раз уже не на колхозную, а на дирижаблестроевскую. Тоже, очевидно, расчет был неточен. Меня отнесло на городок Дирижаблестроя. Вижу, что неминуемо должна удариться с крышу или о стену трехэтажного жилого корпуса. Я сжалась, чтобы ослабить удар, инстинктивно закрыла глаза. Ударилась легонько о стену, но чувствую, что повисла в воздухе: парашютные стропы задели за угол крыши, и я болталась у стены на уровне окон третьего этажа. Внизу собрались дирижаблестроевцы. Лица взволнованно вытянулись, но, когда я посмотрела вниз и улыбнулась, они поняли; что я невредима, успокоились и принялись за мое «спасение».

Пожарные принесли лестницу, но она оказалась короткой — я едва доставала до нее кончиками пальцев ног и встать на нее никак не могла. Тогда один из пожарных прошел в квартиру, открыл ближайший балкон и длинным багром подтянул меня. Я вскочила на балкон и через квартиру вышла на улицу, где меня поджидала Тамара Иванова. Она тоже прыгала одновременно со мной, но села правильно и, собрав парашют, прибежала руководить моим «спасением».

На первом слете парашютистов в августе 1935 года.

В первом ряду слева направо: тт. Хрущев, Косарев, Люба Берлин, Чубарь и Тамара Иванова.

У меня много учеников. Некоторые из них уже сами стали инструкторами. У меня, следовательно, есть «внуки». Приятно, когда на аэродроме большой парень — твой ученик — выпускает своих учеников. Помогаешь им изо всех сил, страшно заботишься об этих людях, испытывая к ним какое-то особо нежное, как бы материнское чувство.

Приятно встретить своего ученика, когда он хорошо прыгнул. Всегда радуешься за него.

Я два года не уезжаю отдыхать — все некогда. Откладываю отпуск с месяца на месяц, — всегда что-нибудь мешает. Мама очень недовольна мной и постоянно мне за это выговаривает. Она несколько раз смотрела на мои прыжки и неизменно говорила:

— Страшно!

По-моему, это она по привычке. Волнуется конечно. Во всяком случае, если это ей и нравится, то она не показывает вида.

Папа же стал «болельщиком». Он посещает все слеты парашютистов и вообще страшно уважает парашютное дело.

Как-то я должна была прыгать. Мошковский говорит:

— Надевайте парашют и идите к машине.

Большей частью Мошковский возит меня сам, и я с ним люблю летать. С ним просто, весело, он всегда шутит.

Еще до того, как Мошковский меня направил к самолету, он предложил папе полетать.

Вместе с отцом мы подошли к машине. Тут же находился врач санчасти ГВФ, который тоже хотел покататься.

Мошковский посадил в машину папу, доктора, и я села с парашютом. Как только включили газ, доктор обратился к Мошковскому:

— Имейте в виду, что мы не привязаны.

Я не выдержала и расхохоталась.

Мне была задана тогда затяжка на 7 секунд. Вылетели. Оборачиваюсь и смотрю на папу. Он сидит серьезный, сосредоточенный. Я все время смеялась над ним. Кажется, он тогда всего второй раз в жизни летал.

Затем вижу, Мошковский поднимает руку. Я второпях задела за белые брюки отца, вылезла, оглянулась на всех и прыгнула, можно сказать, почти с папиных колен.

Был у меня интересный прыжок с планера — первый в мире женский прыжок с планера.