Женевьева Шастенэ - Лукреция Борджа

Лукреция, которой очень к лицу бледность, с любопытством разглядывает новую родственницу, сидящую верхом на красивой испанской лошадке серой масти, покрытой бархатной черной попоной. Одетая по неаполитанской моде в темное платье с широкими рукавами, отороченными испанским кружевом, эта красавица с румяным лицом, с черными, как смоль, волосами и сапфировыми глазами держится превосходно. Когда их лошади поравнялись, молодые женщины церемонно расцеловались. Сын папы, с загорелым лицом, с волосами до плеч, которые отливают медью, скорее похож на пажа, сошедшего со страниц галантной новеллы, чем на мужа принцессы Арагонской.

Александр VI ждет детей и свиту в окружении одиннадцати кардиналов. У его ног положили плюшевые подушечки, а на землю — четыре большие красные атласные подушки. Проходит несколько минут; из соседней комнаты доносятся перешептывание, женские голоса, приглушенный смех, шуршание шелков, позвякивание шпор. Когда двери наконец отворяются, первым заходит Гоффредо, он целует ногу папы и, поднявшись, бросается в объятия к отцу, который на минуту прижимает к груди голову сына; потом он обнимает Лукрецию и принцессу Арагонскую. Затем принц Скуиллаче и его супруга приветствуют кардиналов, которые в свою очередь дарят им «поцелуй примирения»; затем дамскому эскорту Санчи позволено преклонить колени перед папой. «Придворные дамы вполне достойны своей госпожи», — сообщает посланник Мантуи. Церемония — то ли светская, то ли церковная — продолжается, каждый торжественно занимает свое место, и начинается веселая и игривая беседа между папой и двумя молодыми женщинами. Лишь Чезаре, сидящий среди кардиналов, похоже, не разделяет семейной радости. Его взгляд, брошенный на принцессу Скуиллаче, не ускользает от Скалоны — мантуанского оратора, который отмечает, что, «судя по жестам и выражению лица, овечка готова легко сдаться волку».

Два дня спустя в соборе Святого Петра была отслужена литургия и на ней присутствовал понтифик со всей семьей. Некий испанец, капеллан епископа Сегорбо Бартоломео Мартини, произносит длинную и нудную речь. Все, включая папу, явно скучают и с трудом переносят бесконечные рассуждения, слабо приправленные риторическими красотами. Внезапно, будучи не в силах сдержать свою живость, Санча увлекает за собой Лукрецию к креслам, предназначенным для каноников. Все хорошенькие дамы следуют за ними, и тяжелые одежды ничуть не стесняют их быстрых движений, они карабкаются на помост и устраиваются там. Все они притворяются, что внимательно слушают проповедника, но глаза их шаловливо блестят. Естественно, Бурхард возмущается: «Санча и сопровождающие ее Лукреция и другие молодые женщины самым неприличным образом уселись на помосте для певчих (pulpitum) и вокруг него, и их постыдное поведение возмутило народ».

В подобного рода происшествиях нет ничего необычного для тех времен. В летописи событий Вечного города сообщается, что, к примеру, на праздник святого Августина в монастыре «публичные девки расположились между алтарем и кардиналами» и что «в церкви Святого Цельса два каноника подрались до крови». Сам Александр VI разрешает своему любимому шуту Габриэлетто, когда папа поворачивается спиной, изображать, будто он проповедует на латыни или по-испански, и благословлять толпу, как то делает его хозяин.

Два месяца спустя работники, реставрирующие церковь Санта-Кроче, вынимают из земли свинцовый ящик, на крышке которого видна надпись: «Hic est titulus verae crucis» [11] Здесь находится надпись истинного креста (Господня) (лат.). . Внутри на маленькой табличке, изъеденной червями, можно разобрать слова «Jesus Nasareus Rex Judaeorum» [12] Иисус из Назарета, Царь иудеев (лат.). . Тем самым начиная с 25 июля 1496 года Александр VI регламентирует специальной буллой культ обряжения Креста и впервые служит в его честь литургию в базилике Сан-Джованни в Латерано в Римском соборе, основанном императором Константином Великим. В этот день, окруженный толпой, где бок о бок стоят простолюдины и аристократы, Александр VI подходит к алтарю, однако мессу он служит в большой спешке и причастие раздает столь рассеянно, что дважды облатка падает к его ногам.

Он всегда носит с собой священную облатку в золотой коробочке. «Так я всегда пребываю с Богом», — повторяет он своим приближенным, но при этом глава Церкви ничуть не заботится о том, чтобы радикально изменить нравы ватиканского двора, где все крайне снисходительны к плотскому греху. В свое время святой Августин писал: «Изгоните блудниц из человеческого общества, и разгул страстей все погубит».