Борис Друян - Неостывшая память (сборник)

Я очень дорожил его дружбой, но так до конца и не смог внутренне преодолеть возрастную дистанцию, ведь он был старше меня не просто на двадцать лет, но и «на Отечественную войну», старше мудростью своей и тем, как глубоко чуждо было ему все мелкое, суетное, преходящее. А он подчеркнуто не желал замечать разницу в возрасте, старался показать мне свое искреннее душевное расположение, был предельно откровенен, советовался и ненавязчиво советовал, даже сердился подчас на меня как-то особенно, по-родственному, что ли; как и другим, любил дарить мне книги, фотографии, рисунки. Хранится у меня мастерски вырезанная им изящная трость. Среди рисунков – особенно забавный на большом листе ватмана, изображающий крылато-хвостатого, совсем не страшного дракона, в очках и с бородою – явный намек на меня. Рисунок был подарен моей жене на новый 1988 – «драконий» – год. Под рисунком успокоительное двустишие:

Умер Михаил Александрович в ночь под новый 1994 год. Дня за три до этого мы с Наташей Банк навестили его в больнице им. Ленина на Васильевском острове. Строгая женщина-доктор решительно воспротивилась пускать нас в реанимационную палату, говоря, что Дудин в очень тяжелом состоянии. Я отвел ее в сторону и вполголоса сказал, что сам я не пойду, а вот Наталью Борисовну пустить хотя бы на пару минут просто необходимо: Дудину при виде этой женщины непременно станет лучше, вы сами убедитесь в этом… Доктор коротко сказала: «Не больше двух минут. Идите», – и сама ушла в соседний кабинет. Я остановился при входе в палату, прислонился к косяку двери, пропуская Наташу, и увидел в двух шагах лежащего на спине с закрытыми глазами Дудина. Его руки лежали на груди. Наташа присела на краешек кровати и погладила их. Веки М. А. вздрогнули, глаза приоткрылись, он подтянул ко рту руки Наташи и глубоко задышал, как будто стараясь вдохнуть в себя ее живое, родное тепло. Из глаз его потекли слезы. Наташа наклонилась над ним, что-то тихо ему говорила. Я не в силах был наблюдать за этой нежной, трагической сценой и тихо вышел из палаты. Через минуты три появилась строгая доктор, и мы с Наташей направились к выходу из больницы.

Мы шли по Большому проспекту и молчали. Нам было ясно, что это конец, что мы последний раз видели живым нашего М. А. В ближайшем кафе заказал водки, чтобы проглотить острый ком безысходности. Сбиваясь, прохрипел его стихотворение «Мой друг умирает в постели…» о последних днях Володи Торопыгина. Две завершающие строки для нас именно сегодня приобретают особый смысл:

Наташа смотрит на меня большими горячими глазами и явно не слышит моих слов. Я-то знаю: для нее М. А. был больше чем друг. Ей адресованы многие лирические стихотворения Дудина.

Медленно добрели мы с Наташей до Невского проспекта, распрощались возле редакции журнала «Нева».

…Гражданская панихида состоялась 5 января 1994 года в Доме дружбы и мира на набережной Фонтанки, где много лет М. А. был Председателем Комитета защиты мира. Затем его близким друзьям, делегации писателей Петербурга, сопровождавшим тело поэта, был предоставлен руководством Октябрьской железной дороги специальный вагон до Иванова. Перед отправкой поезда на платформе заметно выпивший Михаил Аникушин плакал и просил меня привезти с могилы своего друга горсть землицы.

На следующий день, 6 января, после отпевания в Преображенском соборе Иванова мы похоронили Михаила Александровича на погосте села Вязовское рядом с матерью. Его завещание, написанное еще в 1986 году, было выполнено.