Михаил Ходорковский - Тюремные люди

Константин – шофер, но всю жизнь занимался овцами. Работал при отарах местного совхоза. Отары государственные – 9000 голов. Продавал приплод на сторону. Когда «застукали» – все признал. Насчитали миллион рублей ущерба. Предложили вернуть – отказался. Дали девять лет. Отсидел уже шесть и вскоре собирался на УДО.

– Сказали, отпустят.

– Оно стоило того? – спрашиваю я.

– Конечно, – ни секунды не сомневается он. – Теперь дочка учится в Питере. Отличница. А иначе куда ей? На уран? На обогатительную фабрику? Ну уж нет! Мы с женой за нее счастливы.

– Что будешь делать?

– Опять шофером возьмут, обещали. Они знают: чужого не трону, теперь частное все, хозяева есть – наши, местные. У своих красть – последнее дело.

– А в Питер, к дочери?

– Куда нам с женой? Таких денег нет, а и поздно…

Сидим, пьем чай. Два уже не очень молодых мужика, по своей воле пошедшие в тюрьму. Нас ждут дома, а мы здесь, и это – наше решение. Правильное или нет – кто его знает? Я уж точно ему не судья…

На зоне, как, впрочем, и по другую сторону «колючки», читающая публика – обычно люди постарше. В лагере молодежь предпочитает телевизор – музыкальные клипы.

Поэтому совсем молодой паренек, не расстающийся с книгой, невольно привлекал внимание уже этим, а еще его добродушная, задорная улыбка.

В остальном он выглядел обычно. Здесь хватает таких – с достаточно живым взглядом и парой татуировок – привет из колонии для несовершеннолетних; во «взрослых» тюрьмах теперь «разрисовываться» непопулярно.

Однажды он подошел ко мне, попросил книжку. Выяснилось, что Леша (так звали паренька) любит фэнтези, окончил школу, сидит по 158-й статье – воровство. С приятелями лазили по пустым дачам, попались. Потом – опять. Колония для «малолеток». Там и исполнилось 18. Сюда привезли «досиживать». Уже два года как здесь. Скоро УДО.

Как-то заметил, что Леша вместо привычного чтения нервно бродит вдоль барака и временами обреченно машет рукой, будто ведет с кем-то безнадежный диалог.

Подошел.

– Что случилось?

– С УДО проблемы.

– Какие еще проблемы?

В лагерях проблемы с УДО обычно двух типов (если забыть о коррупции, которая и проблема, и решение). Во-первых, освободиться досрочно сложно тому, кто ссорится с администрацией. Во-вторых, «профучет», то есть такая незаконная практика, когда ФСИН выступает в роли суда, устанавливая дополнительные ограничения на досрочное освобождение в зависимости от статьи сидельца.

Но здесь явно не тот случай: и статья, и человек – обычные.

– Так какие еще проблемы? – спрашиваю.

Здесь Лешу вдруг «пробивает», он начинает рассказывать.

Отец пил. Недавно умер. Мать пила. Лишили родительских прав. Его с двумя сестрами отправили в приют. Потом маме сделали онкологическую операцию. Она бросила пить. Забрала девочек из приюта, а ему пришлось ехать в детдом. Рубец по всему сердцу. Из детдома – в колонию. Сестры подросли, им уже 18. Мама жива. Все в порядке. Полгода назад обещали приехать на свидание. Он неделю бегал по колонии. Правдами и неправдами упросил другого человека отдать ему ранее зарезервированное свидание (в колонии с комнатами не очень просто). Ждал. Ждал. Здесь люди в день свидания с утра сами не свои. Сравнимо лишь с преддверием освобождения. Не приехали. По телефону через неделю сказали: мол, не получилось.

Опять рубец на сердце.

А теперь – УДО. Чтобы отпустили, в нашем бюрократическо-полицейском государстве ты, сидя в колонии, должен достать справки (пусть самые фиктивные), что у тебя есть жилье и работа.

Он попросил маму и сестер. Они сказали: нет времени.

– Некуда мне идти – и незачем, – подвел черту Леша.

Понимаю, не в справках дело. Слепить их недолго – бывшие сокамерники помогут. Якорь потерян. Ни девушки, ни тем более жены. Когда? Тюрьма с 16 или 17 лет. Отца потерял, а здесь, получается, мать и сестры отказались.

Сказать нечего, кроме обычного: «Держись, парень».

И стыдно признаться, ощутил радость в душе от того, что самому не пришлось столкнуться с подобным предательством. Что самого ждут и любят.

Подумайте, сколько таких брошенных парней по российским тюрьмам! Сколько их там из-за отчаянной попытки вернуть себе внимание, ощутить свою нужность в мире, где оказались чужими для самых близких.

Он бродил еще день. Потом по пустяку сцепился с другим арестантом. Неделю за это отрабатывал «дополнительную трудовую повинность». Взял себя в руки и написал письмо приятелям, чтобы прислали справки.