Александр Штепенко - На дальнем бомбардировщике (Записки штурмана)

Здесь же, растворившись в большой авиационной массе людей, мы чувствовали себя уже большой армией, способной помочь выиграть не только отдельное сражение, но и решительно повлиять на исход войны.

Мы стояли у своих самолётов, настроенные к полёту "хоть к чорту на рога". Ждали приказа на вылет. Небо гудело моторами невидимых за облаками истребителей. Над нами низко с воем проносились на сумасшедшей скорости штурмовики.

Погода была дрянная.

Штурманы определяли горизонтальную - видимость в два километра, лётчики же утверждали, что видимость не больше одного километра. Давно уже я заметил, что в оценке погоды между штурманами и лётчиками существуют разногласия. И объясняю это тем, что лётчикам, решающим задачи взлёта и посадки, погода всегда кажется немного хуже, чем штурманам. Вопросы взлёта и посадки штурманов не волнуют, так как их работа начинается только после выхода самолёта за облака. Вот почему для штурманов существенной разницы нет - на один километр видимости больше или меньше.

Из лесу вышла знакомая машина командира и направилась в нашу сторону.

Приказание на вылет или отбой?

Штурманы и радисты решили: "Полетим". Лётчики же, кося взгляд в конец аэродрома, скрывавшегося в надвинувшемся тумане, думали: "Наверное, отбой будет".

Не выходя из машины, полковник Лебедев сказал:

- Кто хочет в Москву, отпускаю до утра. Завтра всем быть на месте и в "форме".

Решили ехать. Подъезжая к городу, мы увидели на низких облаках отражение огненных вспышек.

Воздушная тревога. Думая, что во время тревоги нас в Москву не пустят, мы пожалели о потерянном вечере. Но у заставы нас никто не задержал, и только въехав в город, мы поняли в чём дело. Один за другим шли трамваи. На проводах сверкали искры и, образуя вольтову дугу, отражались огнём на облаках. Вот что мы приняли за очередной налёт на город, В ресторане много света и шума. Играет музыка. Большинство военных в полном боевом снаряжении. Пришли знакомые артисты. С беспокойством расспрашивают, далеко ли на восток зайдёт немец, и возьмёт ли он Москву. Мы клятвенно заверили, что Москвы немцу не видать и им следует сидеть на месте и делать своё дело. Развеселившиеся артисты исполнили здесь же, в кабинете, какой-то скэтч.

Завыли сирены, и нам, воздушным бойцам, стало на земле как-то не по себе. Вышли на улицу. Где-то стреляли зенитки, шарили прожекторы. А вой сирены будил непонятную тревогу.

Нет, на самолёте, даже в самой гуще разрывов и прожекторов, во сто крат лучше. За привычным шумом моторов ничего не слышно, глаза заняты поисками цели, и посторонние вещи мало беспокоят.

Отбой. Тревога скоро кончилась. В ту ночь немцев не допустили к центру Москвы. Ночевали все по своим квартирам.

На следующий день погода ухудшилась. Снега ещё нет, но в воздухе он уже чувствуется. Землю слегка подмораживает. Стрелки наши во главе с техником по вооружению Бражниковым днём подвешивают бомбы, а вечером после отбоя снимают.

Весь день третьего ноября погода была неустойчивой. То немного прояснится, то снова наплывают облатка. Но с полдня экипажи на местах, готовятся к вылету. На аэродроме оживление. Барражируют усиленные наряды истребителей. На старте в боевой готовности эскадрилья истребителей. Ревёт сирена. Воздушная тревога. Эскадрилья взлетает. На её место из леса выруливает вторая эскадрилья. На всех самолётах на каждой огневой точке дежурят стрелки и пушкари. Дежурный разъезжает по аэродрому и направляет всех людей в лес. За рекой, у опушки леса, взметнулись клубы дыма и через несколько секунд раздались взрывы авиабомб. Видать, метили в наш аэродром, да бросили из-за облаков и здорово промазали. Стреляют зенитки. Строчат в воздухе пулемёты и пушки истребителей, и всё это постепенно удаляется куда-то на запад.

Вечереет. Истребители и штурмовики садятся и заруливают в лес. Дневной шум постепенно затихает. Его сменяет ночной шум, неуловимый и неопределённый.

Под Москвой ночь не дарит авиации ни отдыха, ни передышки. Где-то далеко сверкают огни, слышны глухие взрывы и стрельба, и тихо, монотонно урчат моторы. Приближается час, в который немцы обычно налетают на Москву. Напрягаегся воля всей авиации, сконцентрированной вокруг столицы.

Томительно медленно идёт время. Подходит намеченный срок вылета. Из темноты вынырнула машина и остановилась у нашего самолёта. Выходят полковник Лебедев и полковник Шевелев.

Оба полковника без рукопожатий провожают нас в далёкий путь.