Александр Штепенко - На дальнем бомбардировщике (Записки штурмана)

У меня созрел план: по вспышкам наземной стрельбы определить линию фронта и по ней выйти в район цели.

- Алло, Богданов, свяжись с самолётом Пусэпа. Они раньше нас вылетели и уже должны были отбомбиться. Запроси обстановку и как бомбили.

- Товарищ штурман! На земле стреляют на восток. Вот сейчас только перешли линию фронта. Под нами немцы, - доложил Федорищенко.

- Хорошо! Молодец! Из вас, Федорищенко, выйдет большой человек. Мосалев, повернуть вправо на девяносто градусов, да покруче, сколько можно.

- Есть, покруче! - отвечает Мосалев без прежней бодрости в голосе.

Он заметно устал. На крутом вираже он теряет высоту, и я слышу голос Водопьянова:

- Петро, смотри, землю крылом не зацепи. Ты бы возле огней поближе разворачивался, там всё же видней.

- Товарищ командир, - докладывает Ярцев, - по нас сильно стреляют. Возле меня пулевые пробоины в плоскости.

- Откуда и из чего стреляют? - спросил Водопьянов.

- Как линию фронта перешли - со всех сторон бьют, не стреляют, по-моему, разве что из пистолетов.

- А почему же мне ничего не видно? - спросил Водопьянов.

- Потому, что стреляют они не трассирующими, - ответил Ярцев. - Я сам сначала не понимал, пока пули не начали щёлкать возле меня.

Стыдно признаться, но цифра тринадцать не выходит у меня из головы. Злость душит. Где Орел? Куда переместилась линия фронта? Какое сегодня число? Нет, не тринадцатое. Какая температура? Пять градусов. На каком приборе есть ещё эта злосчастная щербаковская цифра?

- Саша, сколько ещё времени предполагаешь искать цель? - спросил Водопьянов.

- Тринадцать минут! Нет! Почему тринадцать минут? Кто сказал тринадцать? Меньше. Сейчас подойдём к цели.

Наклоняюсь к уху корреспондента и громко, но спокойно объясняю ему, что здесь оставаться небезопасно, что пули через кабинное стекло могут убить, и предлагаю ему занять место возле борттехников. Корреспондент охотно ушёл назад и примостился у ног Щербакова. При отражённом свете приборного щитка вижу злое лицо Щербакова, устремлённое на "тринадцатого".

- Товарищ штурман, впереди или стреляет крупная артиллерия, или бомбят, - докладывает Федорищенко.

- Это наши бомбят.

- Товарищ штурман, от Шевелёва получено радио: "Цель видели, бомбили из облаков по расчёту времени. Цель обозначена пожаром".

- Саша, идём прямо на цель, - оживился Водопьянов.

- Видны прожекторы. Стреляют редко. Хорошо идём!

- Ну, теперь давайте соблюдать тишину и порядок. Мосалев, слушать и выполнять мою команду быстро и точно. Держи прямо на вон тот большой пожар. Первый заход сделаем холостой, посмотрим, что к чему, а потом уже начнём работать, - сказал я, не отрываясь от стекла кабины.

Низко лёг луч прожектора, направленный в нашу сторону. Большое зарево как раз в том месте, где нам приказано сбросить бомбы. Его можно взять за точку прицеливания. Другой пожар, поменьше, беру за исходную точку и подсчитываю боевой курс самолёта при бомбометании. Теперь всё ясно!

На земле во многих местах видны вспышки. Огненные струи проходят рядом с самолётом.

- Мосалев, накройся! - кричу я, и машина резким рывком вскочила в облака. - Поверни вправо на девяносто.

Мосалев молча выполняет все мои команды, и на малой высоте в облаках наша тяжёлая машина в его умелых руках послушна.

- Так хорошо, очень, Петя, хорошо, - говорю. - Теперь ещё раз вправо на девяносто и со снижением выходи из облаков. Будем делать коробочку и заходить на цель с курсом сорок пять.

Земля сверкала тысячами огней. Гул наших четырёх мощных моторов хорошо должен быть слышен на земле даже сквозь сильную канонаду. Как только мы вышли под нижнюю кромку облаков на высоте менее 200 метров, сразу же в нашу сторону направились десятки нитей и сотни вспышек.

- Мосалев, накройся.

- Правильно, Саша, - говорит Водопьянов, - уж больно много здесь охотников на нас одних.

- Мосалев, вправо девяносто и со снижением. Веди машину под самой кромкой облаков, так, чтобы голова была в облаках, а ноги под облаками.

- Есть, держать ноги под облаками.

- Вижу огоньки, - сказал Федорищенко.

- Так держать, - подал я команду. - Федорищенко, направляйте самолёт на большой красный пожар, так, чтобы пройти через пожар, который поменьше.

- Надо довернуть влево градусов десять, - ответил Федорищенко.

- Хорошо, доверни, Мосалев, - говорю я, открываю бомболюки и, прильнув к прицелу так, что левым глазом вижу впереди огонь, правым готов его поймать в перекрёстке на стекле прицела.