Павел Кочегин - Человек-огонь

За стеной Новик с кем-то приглушенно разговаривал, Анна Ивановна прислушалась.

— Нет уж, товарищ Новик, вы сами скажите ей об этом. Не могу, понимаете, не могу, — еле расслышала Анна Ивановна и вошла в комнату.

Новик и его собеседник замолчали, виновато опустив глаза.

— Скажите, что случилось с мужем? Ранен?

Командир молчал.

Начинало светать. Громадными чудовищами выползали из темноты горы, приближаясь к городу. Растаяли далекие звезды, а те, что висели низко над головой, померкли.

«Афганец» не унимается. Шумят листья чинар, шуршат ветками урючины, стонут могучие тополя. Журчит на каменистых перекатах горная река Кулябяка. Крепко спит под эту музыку надвигающейся осени комбриг Томин.

— Тревога! — тронув за плечо комбрига, проговорил Антип Баранов.

— А? Что? Тревога?

На улице слышится треск пулеметов, винтовочная стрельба. Томин быстро вскакивает, но острая боль в позвоночнике бросает обратно в постель.

— Э, черт, некстати! — выругался комбриг и, превозмогая боль, встал.

Басмачи подошли к самому городу и ведут отчаянный огонь. Взобравшись на редут, Томин знакомится с обстановкой. По густоте огня определяет центр и фланги неприятеля.

Мгновенно созрело решение. Подошел к комендантскому эскадрону. Здесь по его распоряжению уже собрались все, кто мог держать оружие: повара, санитары, портные, сапожники. Впереди ординарец Антип Баранов держит под уздцы коней.

На дружеское похлопывание по гривастой шее аргамак повернул голову и озорно, ласково схватил влажными губами руку комбрига.

— По ко-ня-ям! — скомандовал Томин и первым, без помощи ординарца, вскочил в седло.

Между вершинами гор выползло солнце, яркими лучами залило кулябскую лощину, которая словно расширилась, стала просторнее.

— Кавалерия, за мной а-арр-ш!

Перемахивая через рвы и арыки, конники помчались на центр вражеских цепей, откуда градом летели пули. Стремительный удар кавалерии надвое рассек объединенную банду. Вскакивая на коней, басмачи кинулись наутек. Чтобы запутать следы главаря Аланазара, банда делилась на части, которые уходили по разным направлениям. Томин разгадал их план и не выпускал из виду Аланазара, шел по его пятам.

У кишлака Карагач банда снова разделилась. Основные силы ее пошли в горы, небольшая горстка направилась вдоль горной цепи. В этой горстке — окруженный бандитами главарь Аланазар-курбаши.

Томин на скаку разгадывает план врага: направить красных в горы, а самому скрыться от возмездия. Комбриг посылает один взвод в погоню за главными силами противника с задачей сковать его боем. Сам же с полуэскадроном продолжает преследовать Аланазара, чтобы уничтожить его и по ущелью зайти с тыла и встретить удирающих басмачей.

Слева летят скалы самых разнообразных форм и очертаний, справа — стена камыша. Эскадрон поднимается на перевал, опускается с кручи. Позади остаются фисташковые, яблоневые, грушевые рощи, поля дехкан, арыки, водоподъемные колеса с глиняными кувшинами на ободьях.

Подковы цокают по гранитным плитам, высекают искры, поднимают столбы пыли.

Дорога, обогнув сопку, пошла по ущелью. Справа плывет величественная, спокойная гора Ходжимумин.

Бандиты сворачивают с дороги вправо, и резвые кони их начинают крутой подъем.

Томин пришпорил коня; аргамак, закусив удила, преодолевает кручу.

Эскадронный Нуриев и ординарец Баранов на своих сибирских лошадках отстали от командира. И даже Худайберды Султанов на резвом жеребце приотстал.

— Вернись, сынок, вернись, — зовет Султанов.

— Вперед! — ударяя по крупу, прокричал Томин и пригнулся к луке.

Скакун перемахнул через овраг, полетел быстрее ветра. Комбриг врезался в гущу бандитов, с тяжелым выдохом начал рубить, пробираясь к главарю.

Один за другим упали с коней трое.

Клинок блеснул над головой главаря.

— Ай-ю! — взревел Аланазар.

С горы раздались два выстрела. Раскаленным куском железа обожгло внутри, в глазах потемнело, комбриг бессильно свалился с коня.

— Что с вами, Николай Дмитриевич? — спросил подскакавший Нуриев.

— Со мной все!.. Завершайте операцию.

Николай Дмитриевич тяжело дышит, на губах запеклась кровь.

— Подметил меня, гад…

Томина уложили на носилки, сплетенные из зеленых веток. Бережно подняли на руки, тронулись в Куляб.

Сзади ординарец Баранов ведет под уздцы аргамака комбрига. В руках — буденовка, по щекам катятся слезы. Конь понурил голову, словно зная, какая непоправимая беда случилась.