Александр Борин - Проскочившее поколение

Видимым поводом для отставки Чаковского стала ликвидация в ЦК партии отдела культуры. Должность заведующего этим отделом занимал тогда бывший член редколлегии «Правды», поэт Юрий Воронов. Когда-то за то, что на партийном собрании он взял под защиту авторов слишком смелой статьи против цензуры репертуарных комитетов в театрах, вызвавшей недовольство Брежнева, Суслов сослал Юрия Петровича собкором в ГДР, где он провел много лет. В годы перестройки Воронова вернули и назначили в ЦК ведать культурой. А когда отдел ликвидировали и надо было срочно искать Юрию Петровичу другую работу, тут-то и вспомнили о «Литературке». Тем более, Чаковский уже стар, не очень здоров, наверное, и сам он готов уйти на заслуженный отдых. Чаковского пригласили в ЦК, и он, верный солдат партии, немедленно согласился.

Впрочем, время его действительно ушло. Приноровиться к новым порядкам было ему крайне сложно. Однажды, сидя в кабинете у своего зама, он произнес замечательную фразу. «Я старый, богатый и еврей, — сказал он. — А вас всех в ГПУ».

Воронов был человек симпатичный, тихий, очень вежливый, но, видимо, на всю жизнь сломленный тем разносом, что когда-то учинил ему Суслов. Всякий раз долго колебался, прежде чем решиться напечатать статью, которая ему казалась не в меру острой, обязательно «вентилировал» вопрос по правительственным телефонам. Проработал он недолго, ушел по состоянию здоровья.

Когда стало ясно, что Воронов не сегодня-завтра оставит свой пост, группа журналистов «Литературки» обратилась в инстанции, чтобы главным редактором назначили политического обозревателя газеты Федора Бурлацкого. Мне тоже предложили подписать это письмо, но я отказался. Бурлацкий мне не нравился. Мне казалось, если он станет руководить газетой, то разрушится самое ценное, что в ней есть, — ее внутриредакционная атмосфера. Так, к сожалению, и случилось, Бурлацкому важнее всего было воспарить, блеснуть, подать самого себя. Это принимало подчас карикатурные формы. В газете всегда существовала конкуренция материалов: интересные статьи, появлявшиеся даже в самый последний момент перед подписанием номера, обязательно вытесняли статьи менее интересные. Нам такой порядок казался совершенно естественным. Бурлацкий его сломал. Самые интересные материалы откладывались, копились и ставились в номера, которые время от времени вел сам Бурлацкий. Они должны были служить его личной витриной.

Во время августовского путча 1991 года он был в отъезде, на юге. С ним попытались связаться, вызвать в Москву, нужно было, чтобы он четко обозначил свою позицию, но он не появился, видимо, выжидал, чья возьмет. И те же самые люди, которые еще недавно просили назначить его главным редактором, потребовали убрать Бурлацкого.

Бурлацкого сменил Аркадий Петрович Удальцов, многие годы проработавший заместителем главного редактора. Публиковал в ту пору хорошие статьи, вместе с нами защищал несчастных хозяйственников, я воспринимал его как своего единомышленника. К тому времени главного редактора уже выбирал сам коллектив, и на редакционном собрании я горячо выступал за его избрание.

Жизнь, однако, показала, что это было далеко не лучшее решение. Удальцов для вывода «Литгазеты» из финансового кризиса оказался совершенно не пригоден.

Начались судорожные попытки спасти газету. Часто мелкие, лихорадочные. Прибегли, например, к помощи известных художников, подаривших редакции некоторые свои картины. Коллекцию потом купил для городского музея нижегородский губернатор Борис Немцов. Но деньги, вырученные за картины, очень быстро кончились, что дальше? Хватались за что угодно, брали любые подачки, затевали различные аукционы — газета пригласила читателей выставлять на них ценные книги, фарфор, редкие документы. Но все это приносило лишь жалкие копейки.

Намерение купить газету вроде бы высказал Владимир Гусинский. Но не договорились, Удальцова что-то не устроило. Зато спелись с людьми совершенно случайными. Сотрудникам редакции объявили, что газету покупает банк Менатеп: будут деньги, встанем на ноги. Помню, бурное собрание редакционного коллектива, на котором Удальцов изо всех сил продавливал нужное ему решение. Выступающие говорили, что все это очень подозрительно, редакции нельзя терять статус юридического лица, обещанные златые горы крайне сомнительны. Так и оказалось: полный блеф. Газету практически приобрел не банк, а некто Костин, прикрывающийся именем этого банка. Определенную роль, видимо, сыграло то обстоятельство, что в банке работала тогда его жена, Ольга Костина. Денег у нового хозяина то ли не было, то ли он их не стал вкладывать в газету, во всяком случае она продолжала выходить по инерции, без зарплаты сотрудникам, без гонорара ее авторам. Через некоторое время Ольга Костина со скандалом ушла из банка, перешла в московскую мэрию, и муж ее за хорошую сумму перепродал газету известной московской коммерческой организации «Система». Пройдет время, и Ольга Костина предстанет потерпевшей по очень сомнительному уголовному делу: якобы один из работников ЮКОСа Пичугин по наущению своего начальника Невзлина устроил взрыв возле ее квартиры. Дело это будет шито белыми нитками, доказательства станут разваливаться одно за другим, однако Пичугин получит 20 лет строгого режима, а Ольга Костина замелькает на экране телевизора и на страницах газет, взахлеб станет рассказывать, как покушались на ее жизнь злыдни из ЮКОСа.