Изабелла Аллен-Фельдман - Моя сестра Фаина Раневская. Жизнь, рассказанная ею самой

– Что-то случилось? – осторожно спросила я.

– Каждому возрасту – свое амплуа! – сказала сестра, игнорируя мой вопрос. – В Джульетты я, положим, не гожусь, но старух играть еще могу. А загримируюсь как следует, так и с балкона воздушные поцелуи слать буду! Я, положим, в молодости тоже играла старух! Всех старух у Островского переиграла – Анфису Тихоновну, Глафиру, Манефу… Но ролей никогда ни у кого не отбирала! Играла, потому что некому было играть! А эта фря хочет играть всех, от Джульетты до барыни с двумя лакеями! Мало ей, видите ли, ролей, надо у Раневской отобрать! А это видала?!

Увлекшись, сестра показала мне кукиш, словно я была ее обидчицей.

Как же хорошо, что я не стала актрисой! А ведь мечтала когда-то о сцене, даже леди Ровену в благотворительном спектакле играла…

Над загадочным поведением одной из лифтерш я ломала голову с момента своего приезда. При встрече я с ней приветливо здоровалась и в ответ получала то неприязненный взгляд и едва заметный кивок, то щедрую улыбку и пожелания «доброго вам здоровьичка». Сначала я думала, что, сама того не замечая, веду себя как-то иначе, и стала строже следить за тоном и выражением лица, но поведение лифтерши продолжало удивлять меня. Ее напарницы вели себя иначе, здоровались хоть и без особого радушия (с чего бы ему взяться?), но неизменно вежливо. Загадку помогла разгадать сестра, точнее, она подсказала мне ответ.

– Трезвая она цербер, а как выпьет рюмку-другую, то сразу добреет.

Я присмотрелась и убедилась, что сестра права. Как я только сама не догадалась?

За какие грехи мне такое наказание? Не успела привыкнуть к одним деньгам, как надо привыкать к новым. «Перешли с портянок на фантики», – говорит сестра, сравнивая большие старые купюры с маленькими новыми. Новые купюры красивее старых, хотя и не такие красивые, как франки в стиле art déco . Раскладываю их перед собой и изучаю, чтобы не путать. Купюры яркие, сразу же различаются по цвету, только надо к ним привыкнуть, а также привыкнуть к тому, что все стало стоить в десять раз дешевле. У меня голова идет кругом. Сестра сердится, говорит, что на рынке уже подорожало мясо, значит, подорожает и все остальное. Не понимаю, почему так случилось, ведь это всего лишь арифметика, все делим на десять, почему мясо должно дорожать? Наверное, оно подорожало из-за того, что сейчас зима. Зимой, кажется, и в прежние времена мясо стоило дороже. Что-то такое я слышала от нашей кухарки.

Н.А. и В.Е. очень милые люди. «Последним островком» называет их дом сестра, имея в виду прошлую жизнь. Заметила одну особенность – если официально все старое ругают или, по крайней мере, относятся к нему снисходительно, то tête à tête [8]им принято восхищаться. Думаю, что люди не столько восхищаются прежним укладом и прежними порядками, сколько своей молодостью. Впрочем, торговля в прежние времена была несравнимо богаче. На меня местные магазины производят угнетающее впечатление. В Марокко и то магазины лучше, а уж обслуживание и сравнивать нечего. Французский торговец сделает для клиента все возможное, араб или турок попытается сделать невозможное, лишь бы никто не ушел из его лавки с пустыми руками, здешние же продавцы надменны и недружелюбны. Они обычно не обращают внимания на покупателей до тех пор, пока те к ним не обратятся, но и тогда отвечают односложно, часто – сквозь зубы, словно покупатели мешают им заниматься каким-то важным делом. Если я что-то переспрашиваю, то в подавляющем большинстве случаев мне отвечают грубо. Высший смысл своей деятельности здешние продавцы видят в получении денег и выдаче товара, консультировать покупателей они не желают. Во всем мире продавцы заискивают перед покупателями, здесь же, наоборот, покупатели заискивают перед продавцами. Здесь нет скидок, но для того, чтобы заручиться расположением продавца, принято ему переплачивать. Кое-что из пользующегося большим спросом продается только с переплатой, как бы тайно, но все об этом знают. Сестра учит меня правилам общения со здешними продавцами, знакомит с некоторыми. Это обучение забавляет меня неимоверно. Надо подойти, дождаться, пока продавец обратит на тебя внимание, обменяться многозначительным взглядом, давая понять, что ты пришла по делу, тихо, чтобы не привлекать внимания окружающих, сказать, что тебе надо. Если требуемый товар есть в наличии, продавец кивнет и отойдет за ним. Вернется со свертком, который ни в коем случае нельзя разворачивать на месте, и негромко назовет цену, обычно круглую. Мне сразу же вспомнилось, как в гимназические годы мы покупали в магазине на Петровской не рекомендованные к прочтению романы. Точь-в-точь то же самое. Приходили, дожидались, пока освободится наш доверенный А., спрашивали шепотом «нет ли чего почитать», получали книги, завернутые в плотную бумагу, и платили столько, сколько называл А. Но то было пикантное чтение, а здесь печенье к чаю приходится покупать подобным образом. «Что ты удивляешься? – говорит мне сестра. – Привыкай к тому, что мир стоит на голове!» Я пытаюсь во всем найти рациональное зерно и объясняю это так – в государстве трудящихся продавец, как трудящийся, заведомо стоит выше покупателя. Хотя покупатели ведь тоже трудящиеся или пенсионеры. Нет, сестра права, незачем ломать голову, лучше я буду просто привыкать. И чем скорее, тем лучше.