Анна Франк - Рассказы из убежища

— Но ведь колокольчик тоже красивый цветок?

— Да, но не такой броский, как роза, а большинство людей привлекает, к сожалению, именно это.

— Но и я часто чувствую себя одинокой, и мне хочется к другим людям. Выходит, это нехорошо?

— Тут уж ничего не поделаешь, Ева. Когда станешь постарше, ты тоже услышишь, как поет твое сердце, я знаю точно!

— Рассказывай дальше, милая Эльфи, ты мне так нравишься и так чудно рассказываешь!

— Хорошо, я продолжаю. Взгляни-ка наверх! — И своим маленьким пальчиком она указала на громадный, старый, величественный каштан. — Внушительное дерево, не правда ли?

— О да! Какой громадный! Сколько же ему лет?

— Уже больше ста пятидесяти. Но он все так же прекрасен и совсем не чувствует себя старым. Каштан восхищает всех своей мощью, а его мощь говорит о том, что он равнодушен к любым восторгам. Он не терпит никого выше себя, себялюбив и ко всему безразличен; лишь бы иметь самому то, что ему нужно, — все остальное его не интересует. Посмотришь на него, на этот каштан, и кажется, что он такой щедрый и готов помочь каждому, но думать так — большая ошибка. Он рад, что никто не приходит к нему со своими заботами. Он ведет веселую жизнь, и до других ему нет дела. Деревья и цветы знают об этом; со своими заботами они всегда обращаются к домашней, любезной сосне, а на каштан не обращают никакого внимания.

Но и у каштана есть маленькая песенка в его большом сердце — это видно из его симпатии к птицам. Для них он всегда открыт, и им он кое-что позволяет, хотя и не слишком много.

— Можно и каштан сравнить с определенным видом людей?

— Тут и спрашивать нечего, Ева. Всякое живое существо можно сравнить с другим. Каштан вовсе не исключение. Впрочем, он совсем не так плох — но сказать, что он хорош, тоже нельзя. Он никому не делает зла, он живет своей собственной жизнью и вполне этим доволен. Ну, Ева, у тебя еще есть вопросы?

— Нет, Эльфи, я все поняла, спасибо за твои объяснения. А теперь я пойду домой. Приходи ко мне снова и расскажи о чем-нибудь еще!

— Нет, это невозможно. Приятного сна, Ева!

Она сразу пропала, и Ева проснулась. Луна уже уступила место солнцу, и кукушка в часах прокуковала семь раз.

Этот сон произвел на Еву очень глубокое впечатление. Почти каждый день она ловила себя на каких-нибудь промахах и всякий раз вспоминала поучения маленькой Эльфи.

Ева изо всех сил старалась как можно меньше уступать Леентье, но девочки вроде Леентье сразу же чувствуют, если кто-то настроен против них, хочет спихнуть с их места.

Она отчаянно сопротивлялась, когда Ева во время игры предлагала выбрать на этот раз главной другую девочку. Своих «верных» (так называли девочек, готовых, по их словам, пойти за Леентье в огонь и в воду) она науськивала на «эту властную Еву». Но Ева с радостью отмечала, что Леентье все же не обращалась с ней так бесцеремонно, как с Маритье.

Это была маленькая, нежная и робкая девочка; и что Еву удивляло больше всего — по временам она даже осмеливалась возражать Леентье. А приглядевшись поближе, Ева увидела, что Маритье была гораздо более приятной и милой подружкой, чем Леентье.

Ева ничего не рассказала маме про Эльфи. Она и сама не знала почему: до сих пор она всем делилась со своей мамой, но сейчас впервые в жизни чувствовала потребность сохранить все это лишь для себя одной. Она не могла бы выразить словами, почему так поступает, но ей казалось, что мама ее не поймет. Эльфи была так прекрасна, но ведь мама не гуляла с ними в парке! Она никогда не видела эльфов. А Ева не смогла бы ей описать, как они выглядят.

Прошло совсем немного времени. Сон так повлиял на Еву, что мама не могла не заметить, насколько переменилась ее дочь. Она говорила теперь о других, более важных вещах и не обращала внимания на пустяки. Но Ева не рассказывала, из-за чего она так изменилась, а мама не решалась приставать к ней с расспросами.

Так Ева и жила себе дальше, мысленно добавляя к советам Эльфи и от себя самой еще много хорошего. А что касается самой девочки-эльфа, то ее и след простыл.

Леентье перестала быть в классе единственной предводительницей, девочки выбирали теперь друг дружку по очереди. Поначалу она очень злилась, но, когда заметила, что это ни к чему не приводит, стала вести себя более дружелюбно. В конце концов к ней стали относиться как к прочим, потому что она больше не позволяла себе делать прежние промахи.

Теперь уже Ева решила все рассказать маме. Она немного удивилась, что мама вовсе не стала смеяться, но сказала: