— Про себя скажу: могу иной раз слукавить. А Саша не мог. До того прям, что оторопь брала… Я ж все время вижу: народ меня с Сашей сравнивает. А чего сравнивать? Сам знаю: не достоин сравнения. И никто не достоин… Если за что меня солдаты любят, так за то, что я сам Сашу, как брата, любил. Если где в трофеях вкусное что попадет, сразу же Саше посылал…
На ящике возле «хорька» Миша Кучин расстелил газету, положил кусок розоватого сала со шкуркой и нарезанную буханку. Бойко ел машинально, безо всякого интереса.
— Вчера мы тут письмо написали Сашиному сыну Женьке. Дескать, усыновляем его бригадой, зачисляем в списки и ставим на все виды довольствия.
— Дело доброе. Только как же с довольствием, мальчугану лет десять удивился я.
— Обмундирование специально сошьем: сапоги, шинельку и все прочее. Продовольствие посылками будем отправлять. А деньги собираем. За этим не постоим…
Взятие Черновиц, наступление к югу от города дались нам сравнительно легко. Мы понимали: здесь заслуга не только наших частей, дело не только в том, что Гетман умело разработал и осуществил операцию. Общее положение на советско-германском фронте заставляло гитлеровцев быстро убираться из этого района.
И была еще одна сила, действие которой явно ощущали немецкие, румынские и венгерские войска под Черновицами. От пленных, от местных жителей мы услышали о лихих ударах по врагу неуловимого партизанского отряда. Вскоре мне посчастливилось встретиться с командиром его.
Вместе с Помазневым приехал офицер в полушубке и фуражке. Темная, шелушащаяся кожа обтянула острые скулы.
— Командир партизанского соединения подполковник Тканко, — он устало приложил плохо гнущуюся ладонь к фуражке с выцветшим верхом.
Поздоровались, приглядываясь друг к другу. Тканко подумал с минуту и снял фуражку.
— Чтобы не было сомнений.
Отогнул кожаный отворот околыша и достал кусок батистовой ленты.
— Вместо удостоверения личности. Всегда говорят:
«Предъявите ваши бумаги». А у нас: «Предъявите ваши тряпки».
«Тряпка» подтверждала — подполковник Тканко действительно командир партизанского соединения. Об одном лишь он умолчал — о присвоенном ему звании Героя Советского Союза.
Мы наскоро пообедали. Мне надо было ехать в войска. Тканко сел на заднее сиденье и, прежде чем Кучин дал газ, уснул. Машина мчалась, подскакивала в воронках, буксовала в грязи, а смертельно уставший Тканко, то привалившись к спинке или дверце, то упав на бережно придерживавшего его Балыкова, спал. После нескольких часов такого сна, уже вечером, на стоянке, он скупо рассказал об отряде.
Его, а также комиссара соединения майора Стендера, начальника штаба капитана Коноплянникова — всего двенадцать человек — 15 марта забросили во вражеский тыл. С первого дня к группе стали присоединяться крестьяне, бежавшие из лагерей пленные. И с первого же дня — засады, облавы. Румынская жандармерия прочесывала леса. Партизаны маневрировали, прятались, запутывали следы. Иногда бои тянулись по двое — трое суток. За это время удавалось распропагандировать кое-кого из облавы, зато ярость остальных возрастала.
Несмотря ни на что, группа Тканко создала крепкую базу, установила агентурную связь с селами, начала действовать на коммуникациях. Тогда гитлеровцы бросили против партизан 5-й кубанский казачий полк армии Власова. Это был самый серьезный враг, и бои с ним были самыми кровопролитными.
— В атаку скачут — по-русски кричат. Так небось в пятом году на Пресне. По-русски, — повторил Тканко. — А у нас и молдаване, и румыны, и украинцы. Сложная штука… Лютее власовцев зверья не видал…
Я пересказал Тканко все, что слышал о его отряде от пленных, поделился своими соображениями о действиях партизан, помогавших нам при форсировании Днестра и взятии Черновиц.
Тканко оживился:
— Спасибо на добром слове. Ребятам своим передам. В тылу у противника ведь так: бьешься, а не ведаешь, чувствуют свои от тебя пользу или нет…
— Какие у вас теперь планы? — спросил я.
— Те же, что и у всей армии — гитлеровцев бить. Передохнем несколько деньков, наедимся, наспимся, накуримся — и айда. Тут в Прикарпатье орешек из крепких. В нашем тылу большие силы противника остались. Надо полагать, гитлеровское командование постарается их выручить.
Он из-за пазухи достал мятую карту, расправил ее на коленях. Севернее Каменец-Подольского красовалось большое синее яйцо, в котором стояли номера немецких дивизий. Я достал свою карту с таким же почти яйцом, и мы стали сверять номера соединений противника.
Читать дальше