До вечера я оставался в Черновицах. Назначил коменданта, помогал ему «наладить нормальную жизнь», разрешал сотни самых разнообразных вопросов.
Здесь же, в помещении комендатуры, узнал, что один из батальонов бригады Моргунова на рассвете ворвался на черновицкий аэродром и захватил целехонькими немецкие самолеты. Лейтенант Овчинников с десантом нагнал колонну арестованных. Охрана разбежалась врассыпную, едва услышав гул танковых моторов…
Бригады Бойко и Моргунова развивали натиск на Сторожинец.
Догоняя их, я поехал дорогами, хранившими привычные уже следы немецко-румынского отступления. Разбитые машины, автобусы, сгоревшие танки, нацеленные в небо стволы недвижных зениток.
На повороте шоссе возле свеженасыпанного холма стоял часовой. Меня это удивило.
— Что охраняете?
— Не могу знать.
— Кто поставил?
— Старший лейтенант Адушкин.
Часового расспрашивать не полагается, а про холм я вспомнил случайно пятнадцать лет спустя, распивая чаи в Тернополе, на квартире Адушкина. Адушкин расхохотался так, что дочка испуганно посмотрела на него.
— Как же, как же! Шоссе берет влево, а справа остается буковая рощица. Мы там немецкий продовольственный обоз накрыли. Добро на дороге не уцелеет. Вот я что получше да покрепче упаковано (немцы — мастера паковать!) и велел зарыть… Наступление скоро выдохнется, думаю, на формировку встанем и опять гороховый суп с американской колбасой пойдет. А тут машину подошлешь, кой-чего откопаешь, и солдат скучать не будет…
…В лесу на поляне восточнее Сторожинца я нагнал штаб Бойко. И здесь услышал весть, от которой в радостной тревоге сжалось сердце: взвод лейтенанта Шкиля вышел на государственную границу Советского Союза с Румынией.
Вскоре появился и сам Василий Шкиль. Он вылез из «тридцатьчетверки», черноволосый, черноглазый, с густыми смолистыми бровями, со щетиной, отливавшей синевой. Доложил. Повернулся через левое плечо, направился обратно к танку:
— Давай, ребята, распутывай.
Отвязали что-то и бережно понесли к нам:
— Вот, глядите.
Подминая начавшую пробиваться траву, перед нами лежал полосатый пограничный столб. Наверху на одной стороне надпись: «СССР», на другой латинскими буквами: «Румыния». Нижняя, находившаяся в земле, часть столба начала гнить, на верхней — потускнели, стерлись краски.
— В укромном месте стоял, фрицы и румыны не приметили, — объяснял Шкиль. Мы, как увидели, такой салют трахнули, что, наверное, у Антонеску в Бухаресте стекла вылетели!.. Потом, думаем, давай свезем столб комбригу покажем… Может, за это, как за форсирование Днепра, Героя получить полагается.
— И так хорош будешь, — оборвал Бойко и добавил солидно: — Хотя, конечно, большое дело сделали, на госграницу вышли.
— Так ведь я, товарищ комбриг, неспроста привез. И не токмо, чтобы похвастаться. Сомнения у нас имеются. Парторг батальонный говорит, что, может, не надо ту границу переступать. Чужая земля нам ни к чему. А с другой стороны, еще до войны учили: бить врага на его территории. Да и помочь румынскому трудовому народу — тоже долг. Спорили, спорили, комбат и велел к вам ехать, лично выяснить. А то, говорит, как бы международного осложнения не случилось…
— Ты-то сам как полагаешь? — усмехнулся Бойко.
— Я-то? — хитро прищурился Шкиль, стараясь предугадать точку зрения командира бригады. Но не так просто понять, что думает Бойко. И, отказавшись от своего намерения, Шкиль решил выкладывать напрямую:
— Вперед без передышки — вот мое мнение. Бойко оценивающе посмотрел на лейтенанта:
— Без передышки? А бриться надо? В таком виде — за государственный рубеж, в сопредельную державу?.. Нет, Бойко явно не торопился высказывать свое мнение:
— Давай посоветуемся с членом Военного совета. Он газеты на час раньше нас читает. Как, товарищ генерал?
— Думаю, лейтенант прав. В принципе прав. Только сейчас не придется «без передышки».
Мне было известно, что обстановка меняется и с минуты на минуту должен поступить новый боевой приказ.
— Так-то, товарищ Шкиль, — бодро подытожил Бойко. — Давай действуй… А столб возьми с собой. Вройте его в законное место. Пускай стоит.
На следующее утро мы по радио услышали заявление Советского правительства о вступлении наших войск на румынскую территорию. Мнение лейтенанта Василия Шкиля получало государственную поддержку.
Бойко снял наушники и задумчиво произнес:
— Не дожил Саша до такого часа. В первый момент я не сообразил, о ком это. Потом понял. Приняв бригаду Бурды, Бойко часто вспоминал о нем.
Читать дальше