Тимоти Колтон: Ельцин

Если говорить о личностных и моральных качествах Ельцина, то в начале его реформаторской деятельности нашлось немало таких, кто счел, что он и в подметки не годится своему главному сопернику, Горбачеву. Президент Джордж Г. У. Буш, впервые встретившийся с Ельциным в 1989 году и поначалу составивший о нем неблагоприятное впечатление, был возмущен, когда Ельцин в феврале 1991 года потребовал, чтобы Горбачев ушел в отставку. «Этот парень, Ельцин, — сказал он штатным сотрудникам Белого дома, — настоящий дикарь, правда?» [27] Beschloss M. R., Talbott S. At the Highest Levels: The Inside Story of the End of the Cold War. Boston: Little, Brown, 1993. P. 349. Буш изменил свое мнение о Ельцине, но в середине и конце 1990-х годов на передний план выступили другие черты его личности. Особенно явными стали его слабости и причуды, и о Ельцине заговорили как о человеке, «поддавшемся самым мелочным своим страстям» [28] Reddaway P., Glinski D. The Tragedy of Russia’s Reforms: Market Bolshevism against Democracy. Washington, D. C.: U. S. Institute of Peace, 2001. P. 32. См. также: Doder D. Russia’s Potemkin Leader // The Nation. 2001. January 29. Нездоровый образец «журналистики ненависти» — опубликованная после смерти Ельцина в 2007 году статья Мэтта Таибби: Taibbi M. The Low Post: Death of a Drunk // http://www.rollingstone.com/politics/story/14272792. , имея в виду главным образом его пристрастие к крепким напиткам. Другие обращали внимание на то, что русские акулы пера прозвали «Семьей» (с заглавной буквы С). Под Семьей поразумевалась якобы существовавшая камарилья советников, чиновников и «олигархов» из крупного бизнеса, связанных с дочерью Ельцина Татьяной Дьяченко и плутократом Борисом Березовским и, по слухам, оказывавших определяющее воздействие на Ельцина в сумеречные годы его президентства.

Хотя все эти образы явно преувеличены и раздуты, некоторые из них искажают истину больше, чем другие. Например, хотя Ельцин и имел пристрастие к алкоголю, эта привычка, если посмотреть на нее в перспективе, все-таки не играла определяющей роли в его общественной деятельности. И хотя переплетение власти с богатством в ельцинский период было поводом для беспокойства, его не стоило бы унижать, называя марионеткой олигархов, которых он сам и создал, а идея, что поздний Ельцин прикрывал собой дворцово-деловой консорциум, далека от реальности.

В 1980–1990-х годах, действуя рывками и скорее интуитивно, чем по тщательно продуманному плану, Ельцин принял судьбоносные решения, которые вывели российское общество на путь более обнадеживающий, чем тот, по которому страна двигалась с 1917 года. Он сделал это в крайне сложных обстоятельствах и сумел избежать апокалиптических сценариев — анархии, ядерного шантажа, голода, промышленного коллапса, этнических столкновений. А ведь именно этого ожидали те, кто оценивал возможные последствия крушения однопартийного режима. То, за что боролся Ельцин, и то, что делал он это в основном by ballots rather than bullets (методом голосования, а не пулями), позволяет причислить его к зачинателям глобальной тенденции отхода от авторитаризма в политике и государственной монополии в экономике в направлении демократии и рынка. Как политик, работавший на демократизацию страны, он стоит в одном ряду с Нельсоном Манделой, Лехом Валенсой, Михаилом Горбачевым и Вацлавом Гавелом. Этого нельзя отрицать, несмотря на все его недостатки и перегибы. Хотя многие видят в нем чудака, антигероя, человека, неспособного преодолеть собственные противоречия и прийти к разумному суждению, я убежден, что Ельцин является подлинным героем истории — самородным и загадочным, да, но заслуживающим нашего уважения и симпатии [29] Я говорю о позитивной оценке, превышающей сочувствие, обычно возникающее при написании биографии: «Ни один честный биограф — в противоположность пропагандисту или откровенному разоблачителю — не может долго оставаться в обществе своего героя и не ощутить хотя бы намека на сопереживание. Сопереживание… это искра вдохновения биографа». Vandiver F. E. Biography as an Agent of Humanism // Ed. J. F. Veninga. The Biographer’s Gift: Life Histories and Humanism. College Station: Texas A&M University Press, 1983. P. 16–17. .

Первоначально я намеревался ограничиться исследованием правления Ельцина как избранного Президента России, а все остальное оставить в качестве вступления. Но чем дольше я работал, тем чаще задавался вопросом, какие прецеденты создали те бурные годы, что сформировало этого человека и его инстинкты, как новый Ельцин, если он в самом деле был тем, кем мы его считали, мог возникнуть из того человека, каким он был вначале. Не совсем понятно, как порождение и представитель диктаторского режима сумел превратиться в его палача.