Мэрилин Монро - Мэрилин Монро. Страсть, рассказанная ею самой

Нет, ненавидели Блондинку, и никому не приходило в голову, что уничтожают прежде всего Норму Джин. Блондинке наплевать, она явилась на премьеру под ручку с Миллером, как прежде, красивая, сияющая и не замечала ничьих злобных взглядов! Уайлдер скрипит зубами? Да черт с ним! Кертис жалуется журналистам на мои поцелуи? Пусть целуется с Уайлдером или крокодилом из зоопарка! Гримерам надоело поправлять мой грим, а осветителям заново выставлять свет? Ну и хрен с ними!

Норма Джин притаилась внутри и обреченно наблюдала, как Блондинка справляет триумф, как от нее, словно град от крыши, отлетают любые обвинения, оскорбления, нападки. Господи, как я завидовала сама себе, завидовала ЕЕ умению обратить любую неприятность в победу, выдержать любые отзывы, вынести любые обиды. Блондинку не задевало ничто, она словно показывала мне: вот как надо жить! У меня не получалось.

Закончились праздники, а в будни крашеная дрянь внутри меня затихала, словно набираясь сил для новой демонстрации своего великолепия и умения владеть людскими душами. Я поняла ее тактику, теперь Блондинка не лезла напролом, понимая, что я могу в очередной раз уехать на ферму в Коннектикут или найти еще какого-нибудь Артура Миллера в качестве супруга и заняться спасением гибнущих рыбешек на берегу. Нет, она сидела тихо, выжидая, когда мне будут нужны деньги (если честно, то не мне, а мужу, мне достаточно крошечной квартирки и пары бутербродов в холодильнике) и придется согласиться на очередную пустышку с демонстрацией пышных форм. Тем более за мной был еще долг студии.

Я понимала, что могу изменить положение дел только одним – поскорее сняться в какой-нибудь очередной поделке и разорвать контракт со студией окончательно. Мне миллиона на счету хватит, я долго не проживу, а Артур пусть как хочет, он же обо мне не думает? Речь о восстановлении отношений уже не шла, я не верила мужу и хорошо знала, что Миллер может бросить меня в самую трудную минуту, бросить как собачонку, которая надоела. Если честно, то само пребывание с Артуром под одной крышей стало настоящим испытанием, а идея снять фильм со мной в главной роли по его же новелле «Неприкаянные» приводила в ужас!

Мне не нравилось все: сам текст, моя предполагаемая роль, режиссер Хьюстон, который не слишком меня жаловал, его решение снимать фильм в пустыне в самую жару… Но Артуру были нужны деньги, свои, не мои, он желал превратить свою новеллу в сценарий и получить за это 250 000 долларов. И Миллер нашел выход, вернее, то, чем можно меня соблазнить – актерами. На главную роль Артур уговорил… Кларка Гейбла! На роли второго плана моих приятелей Монтгомери Клифта и Илая Уоллака, с которыми конфликтов вроде Тони Кертиса не предвиделось.

Играть с Кларком Гейблом… Док, Вы понимаете, ЧТО это значило для меня? Норма Джин и Кларк Гейбл!.. О таком нельзя было даже мечтать. Артур знал, чем меня взять. Даже если бы он потребовал весь бюджет «Мэрилин Монро продакшнз», я бы отдала за такую возможность.

Миллер хотел поставить свое произведение и выбраться из безденежья. А чего хотела я? Конечно, я очень хотела сыграть с Кларком Гейблом, но еще я хотела развязаться наконец со всеми. Казалось, сыграв еще в одном, последнем по контракту, фильме у «Фокса», спродюсировав «Неприкаянных» Миллера и сыграв с Гейблом, я выполню все обязательства – перед Голливудом, перед мужем и перед мамой и Грейс. Все, тогда у меня не будет долгов.

А еще отдать остальные деньги Страсбергам на развитие студии, Анне Фрейд на развитие ее центра, Гринсону, чтобы не мучил пациентов, и еще всем-всем, если что-то останется…

Казалось, что, отдав все эти долги, я стану свободной не только как актриса, но и от Блондинки тоже. Только бы выполнить… Иногда становилось страшно, что не хватит сил, Пола Страсберг, слыша такие вздохи, убеждала, что хватит (она же не знала, на что именно). Мне требовалась ее поддержка хотя бы на время съемок, конечно, Пола согласилась помочь (еще бы, она получала хорошую зарплату!).

Я жила в состоянии тягостного ожидания: скорее, ну, скорее же! Никто не мог понять этой нервозности, особенно Миллер, которого я уже просто ненавидела, причем взаимно. Пусть сколько угодно рассказывает о своей любви ко мне и сверхтерпении, не было такого! Мы жили как два скорпиона в банке, пока опасаясь сделать неосторожное движение, чтобы не вызвать ответную агрессию, если случалось неловко повернуться, сразу предупреждали партнера, чтобы не пустил в ход ядовитое жало.