Максим Гиллельсон - М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников

болезни одним годом больше курса), 2) Михаил Ивано­

вич Цейдлер 2, ныне генерал в отставке, проживающий,

сколько мне известно, в г. Вильно (поступивший в шко­

лу и выпущенный в офицеры одновременно со мною

(1833—1835 гг.) и 3) граф Петр Киприянович Крейц,

ныне генерал от кавалерии, поступивший в школу так­

же в 1833 году и выпущенный в 1835 году в лейб-

драгуны, да, вероятно, и многие другие, бывшие това­

рищи наши по школе, в числе которых упомяну еще

о бывших моего уланского отделения: младшем унтер-

офицере юнкере Меринском 1-м 3 и ефрейторе-юнкере

Камынине — признают лермонтовскую тетрадку, а мо­

жет быть, дадут и свои указания о значении картинок

с сюжетами из военной жизни и назовут лиц, послу­

живших оригиналами тех портретов и карикатур,

которых, по сказанной выше причине, я тут не поясняю,

но упомяну при этом мимоходом, что Лермонтов имел

обыкновение рисовать всегда во время лекций. Полков­

ник Алексей Степанович Стунеев, командир эскадрона

кавалерийских юнкеров, изображался Лермонтовым

с бичом в руках среди манежа школы, в котором он

производил езду юнкеров, а на особой картинке, посвя­

щенной этому сюжету, кроме Стунеева, нарисованы:

гусарский юнкер Вонлярлярский, бывший сосед Лер­

монтова по койке, вышедший в конно-пионеры,

впоследствии литератор, и жалонерный унтер-офицер

184

по фамилии Жолмир. Другого же юнкера, изображен­

ного едущим подбоченясь, достоверно назвать не могу,

но полагаю, что в нем изображен уланский юнкер

Поливанов, отличавшийся посадкою.

Затем на одном из очень памятных мне рисунков

изображен юнкер князь Шаховской, сын бывшего

командира гренадерского корпуса, а впоследствии пред­

седателя Генерал-аудиториата. Юнкер князь Шахов­

ской, имевший огромный нос, получил прозвание

«Курок» оттого, что наш общий товарищ юнкер улан­

ского полка Сиверс, поступивший в 1832 году и в сле­

дующем году умерший в школе, в виде шутки подкла­

дывал свою согнутую у локтя руку под громадный

нос Шаховского и командовал прием «под курок». Этот

самый Шаховской изображался лежащим в постели

в дортуаре школы с резко выдающимся на подушке

носом, а неподалеку от него группа юнкеров-товарищей

у стола читала: «Историю носа Шаховского, иллюст­

рированную картами и политипажами», сочиненную

товарищами и в числе их и самим Лермонтовым.

Особый рисунок был посвящен характеристике быв­

шего нашего дежурного офицера и преподавателя

кавалерийского устава штабс-ротмистра Кирасирского

его величества полка (в черных латах) Владимира

Ивановича Кноринга, известного в нашей среде своим

романтическим характером. А из портретов очень похо­

жих помню в тетради поясное изображение приятеля

Лермонтова юнкера Леонида Николаевича Хомутова,

нарисованного облокотившимся на руку и в шинели

внакидку, который, как я уже сказал, был старшим

отделенным унтер-офицером 4-го уланского взвода

лермонтовского выпуска 1834 года.

Но, кроме портретов и карикатур, мне памятны по

содержанию многие рисунки Лермонтова, отличавшие

собственно интимное настроение его: его личные пла­

ны и надежды в будущем, или мечты его художествен­

ного воображения. К этой категории рисунков отно­

сятся многочисленные сцены из военного быта и пре­

имущественно на Кавказе, с его живописною природою,

с его типическим населением, с боевой жизнью в том

крае и в ту пору русского воина, вдохновленные поэту

чтением «Аммалат Бека» Марлинского, в числе коих

была картинка, изображающая двух русских офицеров,

сидящих на валу укрепления и рассматривающих

клинок кинжала с девизом «Будь медлен на обиду,

к отмщенью будь скор!» 4, по которому они в лежащем

185

тут же с обвязанною рукой раненом узнают Аммалат

Бека, который на другом рисунке изображен в папахе

и бурке, гарцующим на коне перед русским укрепле­

нием, на которое нападают горцы. Мечтая же о своей

будущности, Лермонтов любил представлять себя еду­

щим в отпуск после производства в офицеры и часто

изображал себя в дороге на лихой ли тройке, на

перекладной, в коляске ли, или на санях, причем весьма

мне памятно, что ямщика своего он всегда изображал

с засученными рукавами рубахи и в арзамасской шапке,

а себя самого в форменной шинели и, если не в фу­

ражке, то непременно в папахе.