Константин Симонов - Так называемая личная жизнь

Письмо жены оставило его равнодушным: кто знает, что бы он почувствовал, если б вместо объяснений про ключи и Гелю от жены пришла повинная в том, что она уехала тогда, в августе, из Москвы, не дождавшись его с фронта, хотя вполне могла бы дождаться. Но ничего похожего на повинную в письме не было, если не считать приписку в три строчки, в которой жена молила его по переживать, что она сама в Казани, а Нина - их дочь - вместе со своей школой в деревне под Горьким; что оттуда от Нины уже пришло несколько открыток и ей там гораздо лучше, чем было бы в Казани.

"Может, и лучше", - думал он, читая сейчас письма дочери из совхоза под Горьким, где она жила с другими школьниками. Судя по письмам, она была довольна, что они лето работали в деревне, помогали взрослым, а теперь, копая картошку, начали учиться. Может, и с едой у них там лучше, чем в Казани. А все-таки ребенок, даже сытый, не может не чувствовать свою брошенность. Особенно когда в сознании гнездится, что мать, наверно, могла бы взять ее к себе, а уж приехать повидать - во всяком случае.

- Ст-тупай к нему, - сказал вернувшийся Гурский.

- Сдал передовую?

- Пока нет. Вернулся вп-писывать абзац. Говорит, что название "Ребята, не Москва ль за нами?" неп-плохо, что надо поп-подробнее объяснить, что хотя это и Лермонтов, по тем не менее тогда Москву сд-дали, а сейчас не соб-бираемся.

- А может, он прав?

- А я не говорю, что он не и-прав. Ст-тупай, он ждет.

Кабинет редактора помещался в большой и странной подвальной комнате: окон в ней не было, а стены образовывали неправильную трапецию; но все остальное в этой странной комнате было привычное: и редакторский стол, и стулья, и конторка у стены, и взятая из старой редакции лампа с зеленым стеклянным абажуром. И редактор стоял за своей конторкой, как всегда уткнув нос в полосы и держа толстый красно-синий карандаш на весу у правого уха, словно прицеливаясь им, в какое место полосы выстрелить.

Как только Лопатин вошел, редактор быстро повернулся, пошел навстречу и, тряся ему руку, с радостным любопытством одновременно оглядывал с ног до головы.

- Хорошо выглядишь, - наконец отпуская руку Лопатина, весело сказал он. - Каким убыл, таким и прибыл. Хоть завтра обратно посылай!

- А может, сегодня? Чего ж - до завтра! - Шутить на такие темы с их редактором было опасно, но Лопатин все же рискнул.

- Нет, правда, хорошо выглядишь, не ожидал! - сказал редактор. - Как прошла эвакуация Одессы? Донесения в Генштаб читал. А по личным впечатлениям?

- Веселого, конечно, мало, - сказал Лопатин. - Но, помня, как в начале войны оставляли некоторые города здесь, на Западном, могу оцепить то, что видел в Одессе. Есть за что снять шапку и перед армией, и перед флотом.

- Вот и напиши это - про последние дни боев.

- А напечатаешь?

- Напечатаем. В связи с обстановкой под Москвой нужны как раз такие материалы. Когда получил мою телеграмму?

- Смотря какую? Задержаться в Одессе - седьмого.

- Нет, вызов!

- Вызов - семнадцатого в Севастополе. Приморскую армию едва высадили и сразу, без передышки, - к Перекопу. Пришел к Ефимову спросить, в какую из его дивизий посоветует ехать, а у него - комиссар штаба с твоей телеграммой об отзыве в Москву. Доложил и покосился на меня. Обстановка на Перекопе как раз в то утро ухудшилась, - вышло, что бегу от нее.

- А это уж моя забота, - сердито сказал редактор, - газету надо делать, а кто и на что будет коситься - тебе быть плевать.

- Не получилось. Помнишь, как я писал про комиссара полка, который после четырех ранении в полку остался? Правда, вы в наборе две буквы переврали - напечатали: из Левашов, а Белашов...

- Ну помню. А при чем тут он?

- При том, что Ефимов забрал его к себе комиссаром штаба. На него я и нарвался. Голова и рука забинтованы, а в руке телеграмма о моем отзыве.

- А ты о таких вещах поменьше думай. Это, если хочешь знать, твоя слабость - думать, когда не надо, над тем, о чем не надо.

Лопатин вспомнил, как Левашов говорил ему про мысли, которые мешают жить, и улыбнулся неожиданности совпадения.

- Давно засек это в тебе! - не заметив улыбки Лопатина, нравоучительно сказал редактор и прошелся взад и вперед по своей подвальной комнате. - Ну что тут у нас, пока тебя не было? Пятнадцатого всех жен эвакуировали в Казань. Стал проверять список - где же твоя - нету! Оказывается, она у тебя еще с августа в Казани. А я не знал.

Лопатин хотел было сказать, что, пока не вернулся с Западного фронта, он и сам не знал, что жена его уже в Казани, но промолчал. Редактору не понравилось это молчание. Перестав ходить по кабинету, он остановился напротив Лопатина.