Константин Симонов - Так называемая личная жизнь

- Левашов, когда про Мурадова звонил, сильно переживал. Говорит по телефону, а сам плачет.

- Левашов? - недоверчиво переспросил Ковтун. Он попытался представить себе плачущим батальонного комиссара Левашова, но не смог.

- Завтра в девяносто пятом операция намечалась, - сказал Яхлаков, которому наскучило молчание.

- Ну и проведут...

- Ас кем? - Яхлакову хотелось вернуться к прежней теме, но Ковтуна было не так-то просто сдвинуть с места.

- Кого назначат, с тем и проведут. Комдив из-за этого операцию отменять не будет.

- Мне Таня говорила, - сказал Яхлаков, - что позавчера, когда нас тут обстреляли, полковой комиссар себе ужин прямо в блиндаж потребовал.

- Ну и что?

- Что "ну и что"? Накрыла ужин салфеткой да и понесла ему через улицу, а он в блиндаже салфетку поднял и глядит, не залетел ли ему в простоквашу осколок.

- Врешь ты все, - сказал Ковтун, считавший неположенным вслух осуждать даже то начальство, которое ему было не по душе.

- Кажется, едет... - прислушиваясь, сказал Яхлаков. - Просил комдива, чтоб взял с собой в Одессу. Отказал: "В штабных передних штаны протирать и без тебя протиральщиков хватит. Лучше, говорит, расширь свой кругозор, книжку почитай..." Я ему говорю: "Ничего, я после войны почитаю". - "Ну и дурак", - говорит.

- Ну и правильно, - охотно согласился любивший чтение Ковтун.

- Точно, едет! - сказал Яхлаков и пошел навстречу. Полуторка, громыхая на колдобинах, вынырнула из-за угла и остановилась. Ефимов вылез из кабины и прошел в дом.

- Где Ковтун? - спросил он Яхлакова, вешая на гвоздь фуражку. Предупредил?

- Вызван, товарищ генерал.

- А как с Мурадовым? Не догадались до госпиталя дозвониться, пока я ехал?

- Никак нет, - ответил Яхлаков. Лицо его стало растерянным.

- Эх вы! Через пятнадцать минут позовите ко мне капитана Ковтуна.

Когда Ковтун вошел в хату командира дивизии, Ефимов говорил по телефону с госпиталем. Он сердился. Его круглая, бритая голова с прижатой к уху телефонной трубкой была еще багровей, чем обычно. Он сидел, навалившись грудью на стол и низко опустив голову, но, когда Ковтун вошел, сразу заметил его. Сердитые раскосые глаза Ефимова уперлись в Ковтуна и сделали ему знак "садитесь!", а сам Ефимов продолжал ругаться по телефону.

- Я, командир дивизии, - говорил он в трубку, - не добился у вашего начальника госпиталя сведений о своем командире полка. Он, видите ли, не знает! А ему положено знать! Если бы полковник Мурадов командовал здесь, в Одессе, своим полком, как ваш начальник госпиталем, весь ваш госпиталь давно плавал бы в Черном море!

- А меня его характер, - перебил Ефимов, очевидно, пробовавшего возразить ему собеседника и еще больше побагровел, - меня его характер нимало не интересует. Вы комиссар госпиталя - и будьте любезны навести у себя в госпитале партийный порядок, независимо от того, какой характер у вашего начальника, хоть трижды собачий... Принесли? - вдруг совершенно другим голосом сказал он. - Ну, слушаю... - Он надел пенсне, придвинул блокнот и взял карандаш. - Подождите, записываю. Благодарю. Если у вас все у меня все. Доброго здоровья...

Ефимов отодвинул телефон, поднял голову и грузно потянулся на стуле. Ковтун приподнялся.

- Сидите, напиши Ковтун, - сказал Ефимов. - Подвиньтесь поближе.

Ковтун пододвинулся.

- Начальник госпиталя не пожелал дать справку о Мурадове, - сказал Ефимов. - Заявил, что не помнит, поступал ли к нему таковой, а ведь это командир полка, - Ефимов поднял палец и задержал его в воздухе, - фигура огромного значения. Прежде чем попасть в госпиталь, он три войны прошел, нормальное училище, академию. Сколько усилий было затрачено, чтобы создать такого командира полка, как Мурадов, а он не знает, прибыл ли Мурадов к нему в госпиталь или нет и в каком состоянии. Бросаемся людьми, сами себя не уважаем! Позор! Спасибо, хоть комиссар госпиталя - человек, а не клистирная трубка!.. Вот что он мне дал о Мурадове.

Ефимов пододвинул Ковтуну листок, на котором делал записи, говоря по телефону. На листке было написано: "Мурадов - состояние на 23 часа: температура - 39,8, пульс 150, осколки извлечены, сделано переливание крови, находится без сознания".

- Невеселая картина, капитан Ковтун, - сказал Ефимов, опять придвигая листок к себе.

Жизнь и смерть еще боролись друг с другом в этом лежавшем перед Ефимовым листе бумаги, а за столом, напротив Ефимова, сидел капитан Ковтун, которою, независимо от того, выживет или умрет Мурадов, придется назначить на его место.