Елена Морозова - Маркиз де Сад

Положению графа было не позавидовать. Австрия не являлась союзницей Франции. Курфюрст Климент Август вызволять его из плена не собирался, ибо граф сам попросил его об отставке и курфюрст полностью рассчитался с посланником. Французский двор, убедившись в некорректном поведении де Сада, также не предпринимал никаких шагов. Жан Батист был предоставлен самому себе. Правда, в крепости с ним обращались хорошо, как и подобает узнику его ранга, но освобождать не собирались. Имея возможность вести переписку, он интенсивно общался с оставшимися в Париже друзьями, был в курсе всех сплетен и новостей культурной жизни столицы, много читал, сочинял. Однако неопределенность положения угнетала его, а его корреспонденты не намеревались брать на себя бремя ходатайств и прошений.

Это бремя взяла на себя Мари-Элеонор. Супруга графа, родившая в 1746 году девочку, прожившую менее двух месяцев, собрала всю оставшуюся у нее энергию и пустилась в хождение по инстанциям, добиваясь освобождения мужа и выплаты ему жалованья. Но если первую ее просьбу встречали хотя бы с пониманием, то в ответ на вторую прозрачно намекали, что граф и так долго получал не принадлежавшее ему жалованье. Мари-Элеонор упорствовала, а когда убедилась, что во французских канцеляриях дело не двигается с места, принялась осаждать австрийского посланника в Париже князя Кауница. Что побуждало ее столь энергично ходатайствовать за мужа? Неостывшие чувства? Или желание отвлечься от скорби о еще одном потерянном ребенке? Интересно, знал ли маленький Донасьен, что у него появилась сестра, но Господь быстро забрал ее к себе? А может быть, супругу графа одолевали банальные денежные проблемы? Ведь, кроме доходов супруга, у нее были только знатность и доброе имя. А Жан Батист в последнее время делал одни долги…

Борьба Мари-Элеонор за освобождение супруга чем-то напоминает борьбу супруги маркиза де Сада Рене-Пелажи за освобождение мужа. Случайно или нет, но, как нам кажется, в судьбе Мари-Элеонор и Рене-Пелажи немало общего. Аристократка-бесприданница Мари-Элеонор подарила супругу знатное родство и связи. Родом из семьи «новых дворян», или «дворян мантии», Рене-Пелажи принесла супругу солидное приданое. Обе женщины любили своих мужей, обе были им верны; обеих мужья не выбирали и обеих не полюбили с первых дней супружеской жизни — и оба мужа как должное принимали заботы о себе. Обе супруги предпринимали утомительные демарши для освобождения своих мужей, и обе, когда мужья их оказались на свободе, ушли в монастырь. Желая сохранить остатки достояния для детей, Рене-Пелажи потребовала развода, Мари-Элеонор рассталась с мужем фактически. Маленького Донасьена воспитывали родственники со стороны отца, детей маркиза — родственники со стороны матери. Не правда ли, немало совпадений?

Благодаря энергии и активности жены, Жан Батист к концу года вышел на свободу. Более того, Мари-Элеонор удалось добиться небольших выплат — то ли в счет недоплаченного содержания, то ли просто из сострадания к ее плачевному положению. Вернувшись в Париж, граф употребил все силы для восстановления своего честного имени и поисков хотя бы какой-нибудь достойной должности, так как долги его были настолько велики, что ему стали отказывать в кредите. Но из департамента иностранных дел долетали исключительно ехидные реплики, на которые, по свидетельству современников, был весьма горазд бывший в то время министром иностранных дел маркиз Рене Луи д'Аржансон. В обществе де Сад по-прежнему считался креатурой клана Конде, у которого было полно врагов. А так как нападать на принцев крови всегда опасно, отыгрывались обычно на их приверженцах. Тем более что де Сад всегда был готов подать повод для нападения. Сочтя небольшие выплаты, полученные Мари-Элеонор, оскорбительными, он написал негодующее письмо д'Аржансону, но тот довольно резко напомнил графу, что в его положении надо довольствоваться тем, что дают.

Успешный дебют в придворной карьере привел к плачевному финалу: еще недавно успешный дипломат, де Сад попал в опалу, вокруг имени его циркулировали неприятные слухи, и хотя никто не упрекал его напрямую, за спиной у него все время шелестело подозрительное шушуканье. Исполнение временных поручений его не устраивало ни с материальной точки зрения, ни с моральной, а постоянного места ему никто не предлагал. Предвзятое отношение придворных можно было преодолеть единственным способом: получить отличие из рук короля, ибо истинный царедворец подобен флюгеру и смотрит в ту сторону, куда смотрит король. А король своего неудовольствия господину де Саду не высказывал и, возможно, даже не был в подробностях осведомлен о его неудачах. Людовик XV не любил заниматься управлением государством.