Петр Смычагин - Граница за Берлином

— На этот раз тебе удалось задержать настоящего шпиона, — пошутил я, обращаясь к Жизенскому.

— А чего вы смеетесь: он еще хуже всякого настоящего. Посмотрите, как руки мне ободрал. Кусается, чертенок, царапается, как кошка. Видать, важное задание выполнял, раз так отбивался. Опять связь налаживают.

— Трудно заключить, новые ли это связи налаживаются или старые тянутся.

— Так говорили же, что захватили всю группу…

— Если б это была последняя группа… Ты что же думаешь, в прошлый раз последних поймали, и на земле установлен мир?

Я смутно догадывался о судьбе этого парня, но проверить догадку было не просто.

…Отпустив Жизенского, я подчеркнуто небрежно отодвинул вещи мальчика на край стола, как не имеющие никакого интереса, и спросил его вдруг:

— Как тебя звать, малый?

Мальчик бросил на меня рассеянный косой взгляд, но ничего не ответил. Остренький носик чуть-чуть повернулся в мою сторону (мальчик сидел ко мне боком).

— Ты совсем не хочешь со мной говорить?

Мальчик вызывающе сверкнул в мою сторону черными пылающими глазами. Все лицо его, бледное и худое, выражало немой протест. Он презрительно сплюнул через стиснутые зубы и продолжал молчать.

— Ну, что ж, — сказал я, нахмурившись, — вещественных доказательств достаточно, чтобы тебя отдать под суд… А это может кончиться самым плохим…

— Я на все готов! — выкрикнул мальчик и поднялся со стула.

— О, да ты, видно, честный и смелый парень! — не удержался я от улыбки. — Ну, раз ты на все готов, тогда пойдем со мной обедать.

Это удивило мальчика, и он посмотрел несколько удивленно подозрительным взглядом. Когда я, поднявшись из-за стола, попытался взять его под руку, он резко отдернул руку и пошел впереди, шлепая по лестнице большими башмаками. Вымыв в коридоре руки, мы уселись в столовой за маленький столик друг против друга. Путан принес нам борща и хлебницу, наполненную хлебом.

Я принялся за еду. Мальчик, быстро работая ложкой, жадно ел борщ, но не прикасался к хлебу.

— Почему ты ешь без хлеба?

— А разве можно и мне брать хлеб с этой тарелки?

— Конечно.

— Сколько кусков я могу взять?

— Столько, сколько тебе потребуется. Если окажется мало, еще попросим.

Мальчик опустошил тарелку и с такой же жадностью набросился на котлету, потом выпил стакан компота и устало откинулся на спинку стула. На щеках у мальчика выступил бледный румянец, а беспокойный огонь в глазах потух.

— Ну, и как же прикажешь тебя называть? — шутливо спросил я, но собеседник словно не слышал моих слов. — А вот у нас в Советском Союзе такие мальчики и девочки живут в специальных детских домах. Там их кормят, одевают, они обучаются в школе.

— Какие мальчики и девочки?

— Ну, вот такие, как ты, сироты, у которых нет ни отца, ни матери…

Эта мысль подсказана была мне интуицией, но, высказав ее, я убедился, что попал точно в цель. Мальчик вскочил со стула, впился в меня вновь запылавшим взором и, выпятив грудь, запальчиво спросил:

— Откуда вам знать, что я сирота? Это неправда! Моя мать — свободная Германия, мой отец… отец…

— Погиб за «свободную Германию», — договорил я.

Отвернувшись от меня, мальчик бессильно опустился на стул и, положив руки на стол, припал к ним лицом. Ни единого слова больше уже не удалось от него услышать. В нем, видимо, начинали бороться противоречивые чувства. Я не хотел мешать его размышлениям и боялся испортить все необдуманным словом. В этом положении и застал нас Чумаков, сообщивший о том, что всем офицерам приказано явиться в штаб полка к пятнадцати часам.

Одно из окон столовой выходило на открытое место в сторону деревни и было распахнуто настежь. Оставив мальчика одного, мы с Чумаковым вышли из столовой в другую комнату, и тут я поведал ему все, что знал и что думал о нашем пленнике. Вернувшись назад минут через пятнадцать, мы нашли мальчика сидящим в той же позе с задумчиво устремленными вдаль глазами. Он не знал, что за этим окном ведется наблюдение, и вполне мог попытаться бежать, но он не воспользовался такой возможностью. Это что-нибудь да значило!

Переложив на Чумакова дальнейшие заботы о мальчике, я начал готовиться к отъезду. Ехать верхом было бы утомительно и долго. Пришлось по телефону договориться с Чаловым, чтобы он заехал за мной на мотоцикле.

Чумаков, взяв у меня денег, отправился к Карлу Редеру с тем, чтобы приобрести с его помощью какую-нибудь одежду для малыша. Мальчика взял к себе повар Путан в помощники. Было решено не докучать ему вопросами, разрешить всюду ходить по заставе, конечно, заботясь о том, чтобы он не убежал.