Бубнов Викторович - Спартак - 7 лет строгого режима

Федору, конечно, дали поговорить с женой по телефону, но потом отправили домой. И хотя формально он в сборной еще оставался, его судьба была решена. Больше его не приглашали. И если после первого случая Черенков восстановился, и Малафеев взял его в команду, то к Лобановскому он уже не попал.

Федя, как и Гаврилов, всегда был сам по себе. Но в то же время он был командным игроком. За время подъема «Спартака» из первой лиги в высшую коллектив спаялся, возникло даже своеобразное братство. Если пили, то все вместе. Если шли налево, тоже все вместе.

Федор на фоне остальных выделялся в лучшую сторону. Он учился в Горном институте, который футболисту было непросто окончить. Поблажек ему там не давали, и Феде приходилось, как и обычным студентам, готовиться к зачетам и сдавать экзамены. Однажды в Дании он обратился ко мне с просьбой помочь ему решить уравнение. Помочь я не смог, потому что уравнение было очень сложным, но убедился, что с учебой у Феди все серьезно.

Он пришел в «Спартака» совсем молодым, в 18 лет. А вокруг волки — закури, выпей, давай в картишки сыграем. Думаю, Федя пошел у них на поводу из стадного чувства. Все выпивают, и я буду. Все курят, а я чем хуже? Никогда этого не понимал. А Федя не смог поставить себя так, чтобы никто к нему не приставал. Или, может, по своей душевной простоте стеснялся отказаться от приглашения старших. Как тогда говорили: «Кто не курит с нами и не пьет, в основной состав не попадет!» Когда в 1983 году отдыхали в Кисловодске, Федя и пивко, и водочку себе позволял. Но не надирался, как, скажем, Сочнов с Базулевым или Гладилин.

Научился в карты играть, в кости. Я особо не вникал в их отношения, но факт тот, что в дасаевской компании Федя стал своим. В карты они, кстати, его обували, потому что он не очень хорошо играл. Там свои профессионалы были.

Некоторые так проигрывались, что уже в день зарплаты оставались без копейки после расчета по долгам.

Федя не был жаден до денег, как многие в «Спартаке», скорее скрупулезен в денежных вопросах. Объяснение этому было простое. Федя рос без отца, его воспитывала мать. Каждая копейка доставалась тяжело, вот и пришлось научиться быть экономным. В «Спартаке» он неплохо зарабатывал, помогал матери и брату, но не шиковал.

Когда Федор приходил в бухгалтерию за деньгами, он всегда их пересчитывал. Я никогда этого не делал, а потом неожиданно выяснилось, что надо. Первым это Пасулько обнаружил.

Он получил толстую пачку и обнаружил, что не хватает одной десятки. Оказалось, кассирша вытаскивала из каждой пачки по купюре. Думаю, имела рублей по 200 с каждой зарплаты. В те времена это была приличная сумма. Дед кассиршу уволил, шум поднимать не стали.

Как футболиста Черенкова уважали все. По игре Федя был лидером. Но не в раздевалке, не капитан по натуре, как и Гаврилов. Здесь на него никто особого внимания не обращал. Да он и не стремился к тому, чтобы его слушали. Сам слушать умел. Мог согласиться, а мог и возразить. Но всегда очень спокойно.

Мне казалось, Черенков стремился к результату, но победа не была для него самоцелью. Федя хотел выигрывать в команде, а не показывать, что лучший именно он. Выиграли, и, слава богу, все счастливы.

Феде хватало того, что его обожали болельщики. Среди людей моего поколения он до сих пор любимый спартаковский футболист.

Это неудивительно. Столь уникальных по игровым и человеческим качествам и судьбе футболистов в «Спартаке» не было и нет.

Он всегда пользовался в народе популярностью. Но то, что я увидел во время похорон Феди, меня потрясло до глубины души. На панихиду в манеже «Спартака» в Сокольниках собрались десятки тысяч людей. Такую длинную очередь я видел только однажды — в детстве, когда стоял на Красной площади вместе со всеми, кто хотел попасть в Мавзолей Ленина.

Я приехал в манеж в девять утра. Гроб с телом Феди уже привезли. Попрощаться с ним мне никто не мешал, потому что народ стали пускать только в 10 часов. Пока стоял, вспомнил все, что нас связывало. Это были, наверное, лучшие моменты моей футбольной жизни в «Спартаке».

И за это я буду благодарен Феде до самой смерти.

Рассказывая о Черенкове, я постоянно сравнивал его с Гавриловым. Но иначе трудно было бы понять, насколько велик был талант Феди, и насколько важно было его присутствие для «Спартака». Но, конечно, чтобы рассказать о самом Гаврилове, одних сравнений мало, он заслуживает отдельной главы.