Генрих Гротов - Герман Геринг — маршал рейха

Получив свое первое офицерское звание, Герман был назначен в 112-й пехотный Принца Вильгельма полк, квартировавший в Мюльхаузене, но, прежде чем отправиться туда, поехал в отпуск домой в Бург-Фельденштейн, горя желанием показаться родным в своей новенькой военной форме. К его огромному разочарованию, крестного с семьей не оказалось, хотя риттер фон Эпенштейн уже прислал ему свои поздравления вместе с небольшим кошельком, наполненным золотыми монетами.

Вместе с тем молодой офицер был потрясен видом своих родителей. Генрих Геринг превратился в раздражительного старика, постоянно шаркающего по коридорам Фельденштейна, что-то злобно ворча себе под нос. Фанни внезапно располнела и постарела и, за исключением тех моментов, когда она с гордостью смотрела на своего сына, редко улыбалась; ей было еще только сорок шесть, но Герману она показалась старухой. Когда он упомянул крестного, старик разозлился и начал что-то сердито бубнить о «преданной дружбе», а в глазах матери показались слезы. Но его ждала записка от фон Эпенштейна, приглашающего приехать в Маутерндорф.

По прибытии туда ему сразу стало ясно, почему его крестный оставался дома. Впервые в своей жизни этот самонадеянный, высокомерный ловелас влюбился. Фон Эпенштейну было уже шестьдесят два, и это сильно било по его самолюбию. К несчастью для него, окрутившая его девушка была двадцати с небольшим лет, но владела искусством обольщения в совершенстве. Нимало не смущаясь надменности фон Эпенштейна, его заносчивых манер, она прикасалась к нему, гладила, терлась о него своим соблазнительным гибким телом, — отчаянно флиртуя, но не позволяла проделывать с собой то, что он делал с большинством других женщин, которые ему нравились, — то есть взять на руки и отнести в постель. Эта девушка, которой в недалеком будущем предстояло стать Лилли фон Эпенштейн, решила, что ни один мужчина не ляжет с ней на ложе любви, не надев прежде ей на палец обручальное кольцо.

Новость о пылкой, но безрезультатной страсти фон Эпенштейна вскоре стала темой бесед в Берлине, Зальцбурге и Вене. В Маутерндорфе мужчины заключали пари относительно того, кто из них двоих уступит первым, но у женщин, хорошо знавших Лилли, не было никаких сомнений в исходе этого поединка.

Между тем любовная связь фон Эпенштейна и Фанни Геринг тихо увяла. Развязка наступила в начале 1913 года, когда фон Эпенштейн прибыл в Бург-Фельденштейн, чтобы сообщить своей прежней пассии, что он влюбился и собирается жениться. Генрих Геринг воспользовался случаем, чтобы обрушиться на старого друга семьи с оскорбительными упреками, результатом чего стала жесточайшая ссора, полная взаимных обвинений, которая закончилась тем, что Генрих уведомил свою встревоженную семью, что они более не могут оставаться в доме друга, так низко предавшего его.

Герман Геринг, который к этому времени уже находился в своем полку, услышав эту новость, пришел в ужас, и не в последнюю очередь оттого, что уже хвастался своим товарищам-офицерам «нашим замком» в Фельденштейне. Но было уже поздно что-либо предпринимать. Фон Эпенштейн вернулся к своим ухаживаниям за фройляйн Лилли и вскоре был поставлен в известность этой целеустремленной молодой особой, что передача замков друзьям в бесплатное пользование не относится к тем затеям, которые она одобряет. Серьезно ли грозился Генрих Геринг покинуть Фельденштейн или нет, теперь не имело значения, потому что из Маутерндорфа пришло короткое письмо, извещающее об определенном им для отъезда сроке.

Поздней весной 1913 года Геринги распрощались с Бург-Фельденштейном, старым добрым замком, в котором они провели пятнадцать лет жизни. Генрих Геринг был уже серьезно болен, и по прибытии в Мюнхен, где семья арендовала дом, он слег вскоре и умер. Германа Геринга отпустили из полка, и он провел день и ночь перед похоронами, помогая матери перебирать бумаги отца. Рассматривая выцветшие фотографии, читая старые дневники и письма и слушая воспоминания матери о жизни в Африке и на Гаити, он впервые осознал масштаб личности умершего отца в годы его колониального триумфа. Впоследствии Геринг говорил, что пережил тогда мучительнейшее чувство вины из-за своего нежелания наладить с отцом нормальные отношения, и боль раскаяния достигла своего предела на следующий день, когда все родные собрались вокруг могилы на большом мюнхенском кладбище Вальдфридхоф. Он знал, что офицеру в форме не пристало выказывать свои эмоции, но ничего не мог с собой поделать, и слезы текли по его лицу, когда гроб опускали в землю.