Бенгт Янгфельдт - Ставка жизнь. Владимир Маяковский и его круг.

Улыбнулся и добавил:

— Я позвоню. У тебя есть деньги на такси?

— Нет.

Он дал мне 20 рублей.

— Так ты позвонишь?

— Да, да.

Заручившись этим обещанием, Нора выходит из комнаты. Когда она уже оказывается за дверью, раздается выстрел. Вскрикнув, она бросается назад. На полу, на спине, раскинув руки, головой к двери лежит Маяковский, рядом с ним маузер. «Что вы сделали? Что вы сделали?» — кричит она, но не получает ответа. Глаза Маяковского открыты, он смотрит прямо на нее и пытается поднять голову. «Казалось, он хотел что-то сказать, но глаза были уже неживые, — вспоминала Нора. — Потом голова упала, и он стал постепенно бледнеть».

Бросившись прочь из комнаты, Нора зовет на помощь: «Маяковский застрелился!» Из своих комнат выбегают соседи, услышавшие выстрел, но не понявшие, что случилось, вместе с Норой они заходят в комнату Маяковского. Один из них, электромонтер Кривцов, немедленно звонит в скорую. «Маяковский лежал на полу с огнестрельной раной в груди», а «Полонская стояла на пороге комнаты, сильно плакала и кричала о помощи», — рассказал он на допросе в милиции. Другие соседи предложили Норе спуститься во двор и встретить карету «скорой помощи», которая приехала уже через пять минут; события развивались стремительно — после того как Нора и Маяковский приехали в Лубянский проезд, прошло лишь четверть часа. Уже в комнате врачи констатировали смерть Маяковского. По словам одного из соседей, сына того самого Юлия Бальшина, который в 1919 году сдал комнату Маяковскому, он был жив еще примерно четыре минуты после выстрела.

Когда Нора осознала, что Маяковский мертв, «ей сделалось плохо», она покинула квартиру и направилась в театр — на том же такси, на каком они приехали. О репетиции речь, разумеется, идти не могла, вместо этого Нора ходила по двору, ожидая Яншина, который должен был появиться в одиннадцать. Когда он пришел, она рассказала ему о случившемся, а потом позвонила своей матери, попросила приехать и забрать ее домой, где ее быстро нашли и привезли обратно в Лубянский проезд для допроса.

На допросе, который вел следователь Иван Сырцов, Нора сказала, что «за все время знакомства с Маяковским в половой связи с ним не была, хотя он настаивал, но этого я не хотела». Мало того, она утверждала, что сказала ему «я его не люблю, жить с ним не буду также как и мужа бросать не намерена». На вопрос о возможной причине самоубийства она ответила, что таковая ей «неизвестна», но она может предположить, что причиной «главным образом послужил [ее] отказ во взаимности, так же как и неуспех его произведения Баня и нервное болезненное состояние». Эти сведения, как мы видим, в корне отличаются от тех, что она сообщала в воспоминаниях, цитируемых выше. Объяснение этому простое: на допросе Нора лгала ради Яншина, что подтверждает и современный источник, согласно которому она призналась следователю, что жила с Маяковским, но попросила не заносить это в протокол. Когда восемь лет спустя писались ее мемуары, Полонская давно развелась с Яншиным, и причин скрывать связь с Маяковским у нее не было, тем более что воспоминания не предназначались для печати.

Огосударствление поэта

Вслед за «скорой помощью» приехал Павел Лавут, договорившийся накануне с Маяковским встретиться в Гендриковом в одиннадцать. Узнав от испуганной домработницы Паши, что Маяковский застрелился в Лубянском, он поспешил туда на такси. Войдя в комнату, он увидел Маяковского, лежащего на полу с полуоткрытыми глазами; лоб был еще теплый, когда он потрогал его. Схватив телефон на письменном столе, он позвонил в ЦК партии, Федерацию советских писателей и сестре Маяковского Людмиле. Разговаривая по телефону, он увидел, как пошатываясь в квартиру вошла Полонская, которую поддерживал помощник директора МХАТа, в соседней комнате ее ждал следователь.

Вскоре «вся Москва» узнала новость, которая многим показалась первоапрельской шуткой, так как 14 апреля — 1-е по старому стилю. Спешно собрались друзья Маяковского: Асеев, Третьяков, Катанян и Пастернак, первой реакцией которого было желание позвать туда вдову казненного Силлова, так как «что-то подсказало мне, что это потрясенье даст выход ее собственному горю». На лестничной площадке столпились зеваки и газетные репортеры, расспрашивавшие соседей. Очень скоро на месте оказались и представители госбезопасности. Здание ОГПУ находилось напротив, но скорость прибытия определялась не одной территориальной близостью, но и тем, что смерть Маяковского воспринималась как событие государственной важности. Об этом свидетельствует не только число спешивших туда сотрудников, но и их ранг. Кроме Якова Агранова, который с октября 1929 года занимал пост руководителя секретного отдела ОГПУ, сюда пришли начальник контрразведывательного отдела ОГПУ Семен Гендин и начальники оперативного отдела Алиевский и Рыбкин.