Бенгт Янгфельдт - Ставка жизнь. Владимир Маяковский и его круг.

Какие бы причины ни скрывались за этим упорным призывом, Лили была права в своем скепсисе по отношению к Катаеву, который, заметив, что Маяковский удручен, начал над ним издеваться. Но Маяковский, мастер пикировки, был, как вспоминал Роскин, «молчалив, мрачен, лишен остроумия».

В десять, после бегов, прибыла Нора в обществе Яншина и актера Бориса Ливанова. Маяковский встретил ее словами: «Я был уверен, что вы здесь будете!» Нора вспоминала, что он был очень мрачен и к тому же пьян, никогда прежде она не видела его в таком состоянии. Маяковский пил, правда, каждый день, но вино и шампанское, а не водку, и, по словам Норы, почти никогда не пьянел. Но в этот вечер он выпил еще дома в ожидании гостей, которые так и не пришли.

И Нора и Маяковский чувствовали себя оскорбленными и обиженными: она потому, что Маяковский не оставил ее в покое, как обещал, он потому, что она обманула его, сказав, что не пойдет к Катаеву. Они разговаривали так громко, что остальные гости навострили уши, в том числе и Яншин, который «явно все видел и готовился к скандалу». В разгар их беседы Маяковский внезапно воскликнул: «О господи!» Нора, удивившись, что Маяковский мог произнести подобную фразу, спросила, верит ли он в Бога, и он ответил: «Ах, я сам ничего не понимаю теперь, во что я верю…» Чтобы не привлекать внимание, через какое-то время Маяковский вытащил записную книжку в красивом переплете, что-то написал в ней, вырвал лист и попросил Роскина передать его Норе, сидевшей через три стула. «Мне показалось странным, — заметил Роскин, — что человек, который так любит и ценит добротные вещи, прочные ботинки, хорошее перо, который становится на коленки, чтобы ему вернули любимую авторучку, сейчас рвет не жалея из такой книжки листы». Нора ответила, и словесная перепалка превратилась в обмен скомканными записками, которые передавались через Роскина. «Много было написано обидного, много оскорбляли друг друга, оскорбляли глупо, досадно, ненужно», — вспоминала Нора.

Раздражение раздувалось постоянными колкостями со стороны Олеши и Катаева. Когда Маяковский встал из-за стола и вышел в соседнюю комнату, жена Катаева начала беспокоиться из-за его долгого отсутствия. «Что ты беспокоишься, Маяковский не застрелится, — прокомментировал Катаев. — Эти современные любовники не стреляются». Нора вышла к Маяковскому, который все это должен был слышать. Он пил шампанское, сидя в кресле. Опустившись на подлокотник кресла, она погладила его по голове, на что он раздраженно отреагировал: «Уберите ваши паршивые ноги» — и начал угрожать, что при всех расскажет Яншину об их отношениях:

Был очень груб, всячески оскорблял меня. Меня же его грубость и оскорбления перестали унижать и обижать, я поняла, что передо мною несчастный, совсем больной человек, который может вот тут сейчас наделать страшных глупостей, что Маяковский может устроить ненужный скандал, вести себя недостойно самого себя, быть смешным в глазах этого случайного для него общества. <���…>

Меня охватила такая нежность и любовь к нему. Я уговаривала его, умоляла успокоиться, была ласкова, нежна. Но нежность моя раздражала его и приводила в неистовство, в исступление.

Он вынул револьвер. Заявил, что застрелится. Грозил, что убьет меня. Наводил на меня дуло. Я поняла, что мое присутствие только еще больше нервит его. Больше оставаться я не хотела и стала прощаться.

В половине третьего ночи гости начали расходиться. В прихожей Маяковский внезапно дружелюбно посмотрел на Нору и произнес: «Норкочка, погладьте меня по голове. Вы все же очень, очень хорошая…» Компания ушла вместе: Маяковский, Нора с Яншиным, Роскин и журналист Василий Регинин, который явился поздно, в половине первого ночи. Он и Нора идут отдельно, то впереди всех, то позади. Мрачный как туча Маяковский снова угрожает, что расскажет обо всем Яншину, несколько раз зовет его, но на вопрос Яншина, что он хочет, отвечает: «Нет, потом». Нора предельно напряжена, она плачет и, стоя на коленях, умоляет Маяковского ничего не говорить — он соглашается, при условии, что она встретится с ним следующим утром (то есть позже тем же утром). В половине одиннадцатого у нее репетиция с директором театра Немировичем-Данченко, и они договариваются, что Маяковский заедет за ней в восемь. Прежде чем расстаться, Маяковский все равно говорит Яншину, что должен поговорить с ним завтра.

Пока ночная компания бредет домой по пустынным московским улицам, Лили и Осип спят на корабле между Дувром и Остенде, по пути в Берлин через Амстердам. Каюта люкс, с собственной ванной, стоит на четыре гинеи дороже, — записала Лили в дневнике, они же путешествуют самым дешевым классом, но у них отдельная каюта и «совсем не качает».