Дмитрий Левинский - Мы из сорок первого… Воспоминания

Но я продолжаю считать, что все же велика была роль Господина Случая, и от него зависело многое: я не подвержен суеверию, но какая-то высшая сила направляла судьбу каждого из нас. Многое в те годы зависело от суммы случайных факторов: среди каких людей ты окажешься в конкретный момент и в том или ином месте; каковы будут твои отношения с окружающими тебя людьми — и своими, и врагами; каковы будут твои действия и поступки при этом и т. д. ит. п. Абсолютно все могло иметь значение, но мы это поняли только на склоне лет, а тогда именно «плыли» по воле случая, но единственно непоколебимыми оставались наши убеждения в незыблемости социалистического строя и верность раз выбранным идеалам. Это укрепляло нравственные силы в самые тяжелые минуты и не позволяло нам запятнать себя больше, нежели мог сделать сам факт пребывания во вражеском плену.

Возвращаясь к маю 1945 года в Линце, утверждаю, что тому, кто хотел вернуться на родину, — американцы не препятствовали, а тех, кто не хотел, — наши не принуждали, но только в то время и в том месте. В другое время и в другом месте все могло быть иначе. Мне не довелось сталкиваться с военнопленными, пожелавшими остаться на западе — я их просто не встречал и не видел, а возвращались нас тысячи, но, правда, это бывшие узники концлагерей, вчерашние смертники. Если бы кто-то в те дни попытался воспрепятствовать нашему возвращению домой, то мы готовы были на все — вплоть до того, чтобы разорвать на куски, как это было в Гузене.

У американцев хватило ума не удерживать нас в «западном раю». Из того контингента бывших смертников, какой представляли мы, вербовать агентуру для последующей заброски в Россию было занятием бессмысленным.

В упомянутой выше телепередаче «Соотечественники» также говорилось о том, что, согласно конвенции о военнопленных, принятой в Женеве в 1936 году, нельзя насильно принуждать их возвращаться на родину, если они этого не желают. Но якобы имело место секретное соглашение между спецслужбами Англии и СССР об обязательной выдаче всех военнопленных до последнего человека. Про такое мне, естественно, не известно.

Не сталкивались мы и с обратными действиями: в мае 1945 года в Линце нас, бывших военнопленных, бывших узников концлагерей, никто не «отлавливал» и не принуждал к возвращению на родину, а также и не удерживал остаться на Западе. Все происходило на добровольной основе, все стремились домой, и чекистов с «сачками» для отлова нас за рубежом мы, к счастью не видели…

Колонна студебеккеров с ветерком впервые мчала нас на восток, а не на запад, но до Ленинграда — ни много ни мало — 4000 километров! Но на американских машинах наш путь был недолгим: через 30 километров колонна миновала раскинувшийся в лощине городок Энс, пересекла демаркационную линию и остановилась. Мы сошли на землю и по-дружески попрощались с водителями — машины отправились обратно.

Я впервые был у своих — за столько лет! Нам не верилось, что теперь все по-настоящему свободны и находимся не на вражеской территории, не на территории союзных войск, а в советской оккупационной зоне. Это уже не плен, и мы — не военнопленные, хотя наш статус еще не определился. Кем мы станем?

Прибывших высадили в чудесном уголке природы: вокруг — луга и рощи в зелени, все цветет и благоухает. В этом живописном местечке мы провели пару дней в ожидании колонны советских автомашин. Наши явно не справлялись с вывозкой. Неподалеку расположились репатриированные гражданские лица. Многие женщины — с детьми. Всех привезли сюда до нас и продолжали везти и везти со всех уголков Австрии, как и нашего брата.

Досужие языки поведали нам, что один капитан, участвовавший в репатриации людей, неожиданно повстречал свою жену, но не одну, а с приобретенным в Германии ребеночком. Такое в неволе случалось, но причины бывали разные. Капитан сгоряча схватился за оружие, но ему не дали выстрелить. Еще одна драма на войне, и еще одна разрушенная семья. Сколько будет таких?

Пришла колонна таких же американских студебеккеров, полученных Советским Союзом по ленд-лизу, только на этот раз водители — свои, российские парни. Вновь погрузились и понеслись дальше с тем же попутным ветерком. Теперь предстояло проехать около 260 километров до города Винер-Нойштадт, в окрестностях которого находились сборные пункты для репатриированных. Позади остались Санкт-Валентин, Амштеттен, Санкт-Пельтен, Санкт-Георген: это все не просто географические названия населенных пунктов, а в этих местах находились многочисленные филиалы Маутхаузена. Мы оставляли навсегда эти страшные места.