Владимир Десятерик - Павленков

Конфликт с непосредственным воинским начальством, покрывавшим казнокрадов, беззастенчиво попиравшим любые нравственные нормы, невозможность доказать явную несправедливость — все это оказало удручающее воздействие на впечатлительного юношу. Еще несколько лет назад в академии он писал восторженные стихи, посвященные императору, а тут вдруг выяснилось, что служить честно, верой и правдой царю и Отечеству просто невозможно.

В. Черкасов появился в арсенале, как уже говорилось, позднее. Ему тоже поручили заведовать мастерскими. Он вскоре также смог воочию убедиться, что друг его со своими товарищами не сгущает красок. Позднее Черкасов будет поддерживать Павленкова в его борьбе с казнокрадством. Но тогда были они еще очень наивными и малоопытными людьми. В. Черкасов вспоминал, что они с Павленковым, конечно, не знали, что, по существовавшим в те времена нравам и обычаям, инспектирование генералов сводилось, собственно, к получению ими ежегодной дани с инспектируемых ими учреждений. Генерал, прежде всего, потратил немало времени, уговаривая Павленкова и его товарищей взять свои заявления назад, откровенно заявляя, что ничего хорошего из этого не выйдет и только им будет плохо, и когда убедился в твердом намерении Павленкова отстаивать и доказывать правоту своих заявлений, то распорядился перевести его в Брянск, куда тот и вынужден был отправиться в середине октября 1863 года.

Справедливости ради нужно сказать, что не одними неприятностями по службе была заполнена жизнь друзей в Киеве. Часто собирались на чаепития офицеры-сослуживцы в их совместной с Черкасовым квартире, где обсуждались последние публикации в том или ином журнале. Всех их влекли новые веяния, зреющие в обществе. Они впитывали все, что появлялось тогда в литературе. Сколько дискуссий вызвали хотя бы опубликованные «Отцы и дети» И. С. Тургенева!

Как-то в очередном номере «Московских ведомостей» вслух читали статью о полувековом юбилее освобождения Москвы от войск Наполеона. Вспомнили, как еще в академии увлекались сочинением Николая Любенкова «Рассказ артиллериста о деле Бородинском» и «Походными записками артиллериста с 1812 по 1816 год артиллерии подполковника И. Раожицкого». А с каким волнующим чувством восхищения слушали тогда воспоминания наставников-педагогов о подвигах артиллеристов в сражении с французами под Бородином! И не раз тогда по вечерам в мечтательных грезах представлял себя каждый именно там, в самом пекле, среди смелых и бесстрашных пушкарей, которыми командовал почти что их ровесник — легендарный Раевский.

Приходили к киевским офицерам-артиллеристам и тревожные вести. Крестьянские волнения по империи исчислялись после царского манифеста от 19 февраля 1861 года не десятками, а сотнями. Усилились студенческие волнения. На квартире у В. Черкасова и Ф. Павленкова читали смелые высказывания выдающихся современников. Известный хирург и педагог Н. И. Пирогов писал в начале 1862 года, что учебные заведения могут «служить правительству барометрами, указывающими большее или меньшее давление воздуха». Дошла до Киева и прокламация «Молодая Россия», появившаяся в Петербурге в 1862 году. Стало известно также, что в июле 1862 года был арестован Н. Г. Чернышевский и заключен в Алексеевский равелин Петропавловской крепости.

Чувствовалось, что волны общественного возбуждения постепенно идут на убыль. В журнале, который попал в те дни в руки Флорентия Павленкова, он вычитал в статье одного французского общественного деятеля о том, как еще в 1858 году император Александр II, обнаружив в представленной ему записке слово, «…состоящее в противоречии с прогрессом гражданственности», против этого места написал: «Что за прогресс!!! Прошу слова этого не употреблять в официальных бумагах». Да, постепенно не только слово, но сам дух этого понятия начинает вытравляться. А как же без прогресса?

Еще до перевода в Брянск Флорентия Павленкова произвели в подпоручики. Но отношение к нему среди командиров оставалось не лучшим. Его и упрекали, и осыпали бранью, не останавливались перед угрозами. Но молодой офицер был непоколебим. Следствие по заявлению Павленкова и его товарищей вел генерал Олохов, все усилия которого были направлены лишь на то, чтобы выгородить командира. Это даже не скрывалось.

Именно в это время в поле зрения Павленкова попадает фотография. Искусство светописи, открытое в 1839 году французским художником Луи Жаком Дагером, поразило воображение, очевидно, оттого, что оно как бы сплавляло воедино его любимые физику и химию. Изображение получалось ведь при помощи света, под воздействием которого изменялись свойства множества веществ. Два процесса — негативный и позитивный — лежали в основе фотографии, а какие неограниченные возможности открывало это, казалось бы, простое изобретение для человеческой цивилизации! Отныне можно передать не просто описание, но идентичное изображение того или иного предмета, прежде всего человеческой личности.