Эндрю Ходжес: Игра в имитацию

Этот дом не был родным мальчикам. Родители навещали их по возможности, но даже в те редкие случаи воссоединения семьи, они не чувствовали себя, как в своем родном доме. Когда миссис Тьюринг вернулась весной 1915 года, она устроилась вместе с сыновьями в доме с мебелью и прислугой в Сент Леонардс — мрачных комнатах, украшенных вышитыми картинами со строчками из церковных гимнов. К тому времени Алан уже научился говорить и мог привлечь внимание незнакомцев своими не по годам проницательными и язвительными замечаниями, а также как своенравного сорванца, который мог тут же вспыхнуть и устроить скандал, если не получал желаемого. Но кто бы мог подумать, что эксперименты юного исследователя, закапывающего сломанных солдатиков в землю в надежде, что, подобно растениям, они отрастят свои конечности, не были чистой шалостью ребенка. Алан еще не умел находить ту тонкую грань, отличающую инициативу от непослушания, и всеми способами противился повиноваться в детстве.

Первая мировая война почти никак не коснулась семейства Тьюрингов. Все, чем был ознаменован 1917 год: война с массовым использованием новейших видов оружия, длительные осады немецкими подводными лодками, воздушные налеты, вступление Америки в войну, начало революции в России, — должно было обозначить картину мира, которую унаследует новое поколение. Но все это повлияло лишь на личное решение миссис Тьюринг остаться в Англии. В мае того же года Джона, старшего брата Алана, отправили в подготовительную школу Хазелхерст, расположенную неподалеку от минеральных источников Танбридж-Уэлс в графстве Кент, и миссис Тьюринг осталась с одним Аланом. Одним из ее излюбленных занятий было регулярное посещение церкви, и в Сент Леонардс она стала прихожанкой англиканской церкви, расположенной далеко от дома, и каждое воскресенье Алан нехотя плелся на службу. Ему не нравился запах ладана, за что он называл церковь «дурнопахнущей». Также миссис Тьюринг любила проводить время за акварелью, и в этом проявлялся ее истинный талант. Она часто брала сына на встречи художников, где этот большеглазый мальчишка в соломенной шляпке выдумывал причудливые выражения и слова (например, он назвал крики чаек «куоканьем»), чем приводил в восторг учениц художественной школы.

Читать Алан научился сам за три недели по книге под названием «Чтение без слез». И еще быстрее он научился считать и имел раздражающую маму привычку останавливаться у каждого фонарного столба и зачитывать вслух его порядковый номер. Он был одним из тех уникальных людей, которые с трудом различают понятия «лево» и «право» и поэтому рисовал на большом пальце левой руки красную точку, которую называл «опознавательным знаком».

В детстве он говорил, что хочет стать врачом, когда вырастет. Подобная цель была одобрена родителями: отец был согласен оплатить взнос на обучение мальчика, а мать была рада выбору достойной и уважаемой профессии. Для этого необходимо было заняться образованием сына. И летом 1918 года миссис Тьюринг отправила Алана в начальную школу Святого Михаила изучать латынь.

Джордж Оруэлл был старше Алана на девять лет, и его отец тоже был служащим в Британской Индии. Он называл себя выходцем из «нижнего-верхнего-среднего класса». Перед началом войны он писал:

ты был либо «джентльменом», либо «неджентльменом», и если вам все же посчастливилось принадлежать к высшему классу, вы изо всех сил старались вести себя соответствующим образом, несмотря на свой доход. … Скорее всего, отличительной чертой верхнего среднего класса можно было назвать то, что его традиции ни в коей мере не были коммерческими, а в основном военными, должностными и деловыми. Люди этого класса не владели землей, но ощущали себя землевладельцами в глазах Бога и поддерживали полуаристократические взгляды на жизнь, предпочитая работу в противопожарной службе торговле. А маленькие мальчики во время обеда перебирали косточки сливы на тарелке и пытались угадать свою судьбу, бубня под нос «армия, флот, церковь, медицина, право».

Семья Тьюрингов подходила под это описание. В жизни их сыновей не было ничего интересного и выдающегося, кроме, быть может, тех дней, что семья провела в Шотландии. Роскошью для них были походы в кинотеатр, на ледовый каток и возможность наблюдать, как трюкач выполняет прыжок с пирса на велосипеде. В доме Уордов происходило постоянное очищение от грехов, от запахов, чтобы отличить их отпрысков от остальных детей в городе. «Я тогда был очень маленьким, мне еще не исполнилось шести лет, — вспоминал Оруэлл, — когда я впервые узнал суть социально-классовых различий. Раньше героями моего детства были обычно люди рабочего класса, ведь они, казалось, всегда заняты такими интересными вещами, например рыбаки, кузнецы или каменщики. … Но мое восхищение длилось до того момента, как мне запретили играть с детьми водопроводчика, ведь они были «из народа», и мне сказали избегать общения с ними. Это было настоящее проявление снобизма, если хотите, но также было необходимо, ведь люди среднего класса не могли себе позволить, чтобы их дети выросли с простонародным говором».