Ирина Чайковская - Три женщины, три судьбы

Итак, безрассудство. Это как бы другая сторона жажды свободы.

Но и у Маяковского эта черта преобладала. В дневнике, который Маяковский вел во время двухмесячной разлуки с Лилей в 1923 году (она обнаружит этот дневник много позже) он выделяет две главные черты своего характера:

1) Честность, держание слова, которое я себе дал…

2) Ненависть ко всякому принуждению [265] В. В. Маяковский и Л. Ю. Брик: Переписка 1915–1930. Almqvist and Wiksell International Stockholm/Sweden, Upsala, 1982. Составление, подготовка текста, введение и комментарии Бенгта Янгфельдта, стр. 115 .

Об этой «ненависти ко всякому принуждению» Маяковский в эти же дни говорит и несколько иными словами: «Если у меня не будет немного «легкости», то я не буду годен ни для какой жизни… любовь не установишь никаким «должен», никакими «нельзя» — только свободным соревнование со всем миром. Я не терплю «должен» приходить! Я бесконечно люблю, когда я не «должен» приходить торчать у твоих окон. Ждать хоть мелькания твоих волосиков из авто» [266] Лиля Брик. Пристрастные рассказы, стр. 88. .

Служа «атакующему классу», Маяковскому приходилось себя смирять, наступать «на горло собственной песне». Это тяжело любому, а уж человеку, ненавидящему принуждение, вдвойне. Поэту, как и птице, хорошо поется на свободе. Работа под прессом самопринуждения в итоге должна была привести к срыву, к катастрофе, что и случилось. Кстати, сам Маяковский сформулировал невозможность для себя долгого существования в искусственной для него ситуации принуждения (в данном случае «самопринуждения») — когда в 1923 году в течение двух месяцев устроил для себя, по инициативе Лили, некое подобие тюрьмы: жил на Лубянке один, с любимой не виделся. В дневнике, который он вел в те дни, записано:

«Можно ли так жить вообще? Можно, но только не долго» (1 февраля 1923) [267] В. В. Маяковский и Л. Ю. Брик: Переписка 1915–1930, стр. 112. .

Однако было в характерах, а главное, — во взгляде на любовь — Маяковского и Лили Брик и нечто несходное, что сыграло роковую роль в судьбе поэта. Но придется начать издалека.

Вообще этот «тюремный» дневник Маяковского раздирает душу [268] И это при том, что полная версия дневника не была напечатана; Янгфельдт ее читал, но воспроизводить ее Лиля Брик ему не разрешила (см. Бенгт Янгфельдт. Ставка — жизнь. Владимир Маяковский и его круг, стр. 258). . 5 февраля того же 1923 года Маяковский задает себе вопрос: Люблю ли я тебя? Подчеркивает эти слова как заглавие и сам себе отвечает: «Я люблю, люблю, несмотря ни на что и благодаря всему, любил, люблю и буду любить, будешь ли ты груба со мной или ласкова, моя или чужая. Все равно люблю. Аминь». Дневник рассчитан на то, что она его прочитает. Поэтому он добавляет: «Смешно об этом писать, ты сама это знаешь».

Прозрение приходит постепенно. Говорю это о себе. Часто получается, что ты ошибаешься даже не по своей вине — просто в нашем обществе принято было скрывать какие-то факты, особенно если они вредили спущенной сверху «общей установке».

Хорошо помню, что в колонках одного известного газетчика советской эпохи, говорилось, якобы со слов самой Лили Брик, что к середине 20-х годов она уже не привлекала Маяковского как женщина, по каковой причине союз их распался, сохраняя лишь внешние формы. Сейчас думаю, сам ли газетчик придумал эту версию или ее действительно поведала ему Лиля. Она могла сделать это в целях самосохранения. На самом деле, все обстояло с точностью до наоборот. Маяковский продолжал любить ту, в которую влюбился с первого взгляда.

Ускользала она.

Лиля Брик, как известно, была мужней женой, и ее муж, Осип Брик, кажется, был единственным мужчиной, которого она по-настоящему любила всю жизнь. В ее записках рассказана история их взаимоотношений, начавшаяся еще в гимназические годы. Осип был старше, вел в классе Лили — ей было тогда 13 лет — политический кружок (дело было в 1905 году). И барышне, легко влюблявшей в себя мужчин, не сразу удалось завоевать его внимание. Трудно представить гордую и победительную Лилю непослушным языком, в какой-то отключке, раз за разом произносящую: «А я вас люблю, Ося!». Но это было. В течение бурных семи лет, наполненных до краев событиями и романами, это чувство в ней вызревало. «Мне становилось ясным даже после самой короткой встречи, что я никого не люблю, кроме Оси» [269] Лиля Брик. Пристрастные рассказы, стр. 153. .