Бернар Фоконье - Бетховен

В 1810 году Беттине было 25 лет, и она тоже стала подругой Гёте. Это необыкновенная молодая женщина: образованная, музыкантша, увлекающаяся поэзией, открытая новым идеям и приверженная идеалам романтизма. Гете — ее властитель дум, Бетховен — ее кумир. Гостя в Вене у своего брата Франца фон Брентано, она стремилась с ним познакомиться.

Франц фон Брентано, банкир из Франкфурта, некоторое время проживающий в Вене, был женат на Антонии фон Биркеншток. Бетховен дружил с этой парой. Он часто навещал Антонию, женщину некрепкого здоровья, и играл ей на фортепиано. Возможно, именно с ней Беттина впервые побывала в доме композитора.

О Беттине, одной из кандидаток на звание «бессмертной возлюбленной» Бетховена, написаны горы книг. Она сама оставила увлекательные и ценные записки об их встрече весной 1810 года и о Бетховене той поры — поры его сорокалетия… Проблема в том, что письмо, якобы написанное в 1810 году и предназначенное Гёте, на самом деле относится к 1835 году. Есть над чем подумать толкователям-бетховеноведам, которые порой напоминают богословов, рождающих из ничего пустопорожние фантазии. Как бы то ни было, строки Беттины — самое прекрасное из всего, что написано о Бетховене, о чем можно судить хотя бы по этим нескольким отрывкам. Вот письмо Антону Бихлеру от 9 июля 1810 года:

«Я познакомилась с Бетховеном только в последние дни своего пребывания в Вене; я могла бы вообще не встретиться с ним, поскольку никто не желал отвести меня к нему, даже те, кто называл себя его лучшими друзьями, — правда, то было из страха пред меланхолией, которая так его донимала, что он ничем не интересовался и проявлял к чужакам больше грубости, чем учтивости. ‹…› Никто не знал, где он живет; он часто скрывался. — Его жилище совершенно замечательно: в первой комнате — два или три фортепиано… сундуки с его вещами, трехногий стул; во второй комнате — его постель, которая и зимой и летом состоит из тюфяка и тонкого одеяла, умывальная чашка на еловом столе, ночная сорочка на полу.

Мы прождали там с добрых полчаса, ибо он как раз брился. Наконец он явился. Он невелик ростом (как бы ни были велики его ум и его сердце), темноволос, лицо побито оспой, что называется, некрасив, но у него небесный лоб, столь благородно вылепленный гармонией, что его можно было бы созерцать подобно великолепному творению искусства, черные, очень длинные волосы, которые он зачесывает назад; на вид ему едва 30 лет; он сам не знает своего возраста, но думает, что ему 35.

‹…› Этот человек слывет гордецом, а потому он не играет из любезности ни для императора, ни для князей, которые напрасно платят ему содержание, и во всей Вене его редко можно услышать. Когда я стала просить его сыграть, он сказал: „Да с какой стати я должен играть?“ — „Потому что я люблю наполнять свою жизнь великолепными вещами и потому что ваша игра станет событием в моей жизни“, — отвечала я.

‹…› Он враз забыл обо всем, что его окружало, и его душа излилась в море гармонии. Я прониклась бесконечной нежностью к этому человеку. Во всем, что касается искусства, он господин, в нем столько подлинности, что ни один артист не может встать с ним вровень. Но в остальном он настолько наивен, что с ним можно делать всё, что угодно. Его рассеянность — предмет для шуток; ею бесстьщно пользуются, так что у него редко бывает достаточно денег даже на самое необходимое. Друзья и братья живут за его счет; его платье изодрано, он выглядит сущим оборванцем, и всё же у него внушительный и великолепный вид».

В словах молодой женщины звучит нарождающаяся любовь, если не любовь с первого взгляда, хотя ей свойственны некоторая восторженность и прекраснодушие. Но портрет поразителен. В своем знаменитом письме к Гете, дата которого точно не установлена, Беттина уделяет много места словам Бетховена о самом себе. Конечно, это записано по памяти, возможно, она делала заметки во время их разговоров или сразу после них. Тон неизменно возвышенный, что вовсе не соответствует тому, что нам известно о бетховенской манере речи, гораздо более шероховатой. Но на этом фоне очерчено музыкальное и поэтическое дарование Бетховена. После долгих похвал Гете, с которым Бетховен мечтал познакомиться, он говорит о своем видении мира через музыку:

«Тут дух стремится к безмерной всеобщности, в которой всё зарождается во всем; он становится руслом чувств, которые возникают из простой музыкальной мысли и без того заглохли бы, никому не ведомые. Это и есть гармония; это выражается в моих симфониях; многогранные формы, слившись в единое целое, стремятся по одному руслу к цели. Именно тогда ощущается, что во всем духовном лежит нечто вечное, бесконечное и никогда не могущее быть охваченным целиком, и, хотя каждое мое произведение рождает во мне чувство удачи, я всё же ощущаю вечный, ненасытный голод… Поговорите с Гёте обо мне, скажите ему, чтобы он послушал мои симфонии, и он убедится в справедливости того, что музыка — это единственный путь к высшему миру познания, который охватывает человека, но не может быть охвачен человеком. Чтобы дух смог познать ее суть, он должен обладать чувством ритма; благодаря музыке мы предчувствуем божественные вещи и вдохновляемся ими. А чувственное восприятие музыки есть воплощение божественного откровения».