Бернар Фоконье - Бетховен

До сих пор я намеренно избегал говорить о романтизме применительно к Бетховену. Современник Гёте, Шиллера, Байрона, Шатобриана, он погрузился в это обширное эстетическое и политическое европейское движение, целями которого были индивидуальное освобождение через культ «Я», требование свободы, воспевание природы; в некоторых отношениях Бетховен прославил его, но одновременно превзошел. Бетховен — не больше «романтик», чем Сезанн — «импрессионист» или Флобер — «натуралист». Но и не меньше. Пятая симфония своей тональностью и интонациями, в которых смешивается личностный героизм, прекрасное, грусть, воспринимается как очень личный романтический манифест. Но порыв настолько мощен, что у него не может быть настоящих последователей.

Бетховен это знал. Такие вещи всегда знаешь, особенно когда сам их делаешь; миф об артисте, не ведающем, что творит, руководствующемся единственно своим вдохновением, — прекрасная псевдоромантическая глупость: Пятая симфония — результат и награда за титанический труд. Что не отнимает у Бетховена его чувства юмора и трезвомыслия: правя рукопись перед публикацией, он заявил, что «совершенно допустимо исправлять свои произведения, если не принимаешь себя за Бога».

Романтична ли Шестая симфония — чудесная «Пасторальная», еще одна «большая пьеса» из концерта 22 декабря 1808 года? Конечно, прославление природы, утешающей или тревожащей, враждебной или умиротворяющей, отражения человеческой души, ее моментов счастья и мук, ее отношения с миром и Творцом — это романтическая тема, по определению, даже центральная.

Название придумал Бетховен — достаточно редкий случай, так что стоит об этом упомянуть. Она составляет пару с Пятой симфонией: после трагизма и бунта — согласие с жизнью; «Пасторальная симфония» заявлена как «музыкальный портрет природы», на который повлияло, в частности, чтение Гёте. Но Людвиг знает и то, как наивна и тщетна претензия «подражать природе» звуками. «Большее выражение чувства, чем живопись», — написал он на полях. Или: «Пасторальная симфония не картина; в ней выражены разными нюансами впечатления, которые человек получает за городом». Ибо лучший способ подражать природе, как сказал Гёте, — это творить…

И притом «Пасторальная симфония» — программное произведение, в которое проскользнули подражания, например, пению птиц, хотя «любое зрелище теряет от слишком достоверного воспроизведения в музыкальном сочинении». «Пробуждение радостных чувств по прибытии в деревню», «Сцена у ручья»… «Гроза» навлекла на себя гнев некоторых критиков. Клод Дебюсси в книге «Господин Крош — антидилетант» ставит Бетховену в вину целую «эпоху, когда природу видели только сквозь книги… Это подтверждается в „Грозе“… где страх живых существ и предметов кутается в складки романтического плаща, пока гремит не слишком грозный гром».

Дебюсси порой лучше думает в музыке, чем о музыке.

Из Вены Бетховен в итоге так и не уехал. То ли изначальные планы ветром сдуло, то ли он в последний момент отказался от места в Касселе, в Вестфалии. Правда, в определенный момент вмешалась добрая фея — Мария Эрдёди, у которой он тогда еще жил. Она замолвила словечко за Людвига перед богатыми друзьями: эрцгерцог Рудольф, князь Кински и князь Лобковиц вызвались платить ему содержание в четыре тысячи дукатов в год, если он останется в Вене и продолжит давать уроки эрцгерцогу.

Ему повезло. Кассельский вариант был тупиком. Между Австрией и Францией вновь маячил призрак войны. В начале марта 1809 года в Вене провели мобилизацию. Заявляли, что выгонят французов. Бетховен засел за новый концерт для фортепиано с оркестром: он станет последним и самым красивым, его назовут «Император» — совершенно не к месту, если только не понимать это как «император среди концертов». О Наполеоне в тот момент речи уже не было. На полях партитуры Бетховен набросал воинственные восклицания: «Песнь победы для сражения — Вперед! Победа!» Известно, что в музыке, в особенности у Бетховена, атмосферу произведения определяет тональность. Для концерта «Император» он выбрал ми-бемоль мажор. Это творение, настоящий храм фортепианного концерта, стало песней триумфа.

Очередная бурная ссора развела его с дорогим учеником Рисом. Тому предложили место в Вестфалии, от которого отказался Бетховен или от которого ему отказали ради Риса. Бетховен воспринял это очень болезненно, обвинял Риса, что тот украл его место. Неискренность? Недоразумение? Рис пришел к нему, чтобы объясниться, и этот визит закончился потасовкой со слугой Бетховена. Людвиг же в конце концов признался, что думал, будто Рис действовал за его спиной.