Генри Харрер - Семь лет в Тибете

В Лхасе встречались и непальцы, богато одетые, стройные, весьма состоятельные люди. По древнему закону они освобождались от налогов и вовсю пользовались этим. Дела на Паркхоре шли у них отлично: непальцы буквально кожей чувствовали хорошую сделку. Большинство из них оставляли свои семьи дома и иногда навещали их. Китайцы же чаще женились на тибетских женщинах, среди которых считались идеальными мужьями.

Во время официальных празднеств непальцы блеском своих одежд превосходили даже знатных тибетцев, а красные туники их телохранителей – гурков – виднелись издалека. Гурки пользовались особой репутацией в Лхасе и единственные отваживались нарушать запрет на рыбную ловлю. Когда правительство узнавало об этом, то требовало строгого наказания виновных. Но среди заказчиков рыбы, как правило, обнаруживались более высокопоставленные лица, чем простые солдаты: ведь даже представители тибетской знати не отказывались от рыбного блюда, если могли его заполучить. В итоге страдал только сам рыбак: он получал грозное предупреждение и приговаривал-, ся к нескольким ударам кнута, однако наносились они совершенно безболезненно.

Никто в Лхасе, кроме гурков, не ловил рыбу. Во всем Тибете только в одном месте разрешалась рыбалка: там, где река Цангпо протекала по пустынной местности и не было возможности выращивать урожай или пасти животных, а единственной пищей являлась рыба. К жителям этого района относились с пренебрежением, как к мясникам или кузнецам.

Значительную часть населения Лхасы составляли мусульмане. У них имелась мечеть и полная свобода отправлять религиозные культы. Одна из замечательных черт тибетского народа – его полная терпимость к представителям других религий. Монашеская теократия никогда не старалась обратить их в свою веру. Большинство мусульман – пришельцы из Индии, смешавшиеся с тибетцами. Сперва они в религиозном рвении требовали от своих тибетских жен принять ислам, но тут вмешалось правительство, выпустив указ, по которому местные женщины могли выходить замуж за мусульман только при условии сохранения собственной веры. На спортивных соревнованиях встречались все группы населения страны: ладакхи, бутанцы, монголы, сиккимцы, казахи и выходцы из местных племен. Среди них были и хьюи-хьюиз – китайские мусульмане из провинции Куку-Нор. Им принадлежали скотобойни, расположенные в особом квартале за пределами Лингхора. Буддисты осуждали их за умерщвление животных, однако разрешали иметь свое место для молитв.

После завершения праздника знать и другие важные персоны возвращались в город в составе красочной процессии. Простолюдины, выстроившись вдоль улиц, наслаждались блистательным зрелищем. Они получали свою долю впечатлений и надолго сохраняли в памяти пышные церемонии, на которых им являлся сам Бог-Король. И опять начиналась повседневная жизнь. Вновь открывались магазины, заключались различные сделки. На улицах появлялись игроки в кости, а также собаки, убегавшие на время торжеств на задворки Лингхора.

Мы продолжали безмятежную жизнь. Приближалось лето. Радикулит меня почти не мучил. О решении изгнать нас, казалось, забыли. Английский доктор регулярно посещал меня, и в погожие дни я уже мог работать в саду. А работы хватало. Когда знатные люди узнали, что я автор фонтана и некоторых других преобразований в саду Царонга, они стали чередой приходить ко мне с просьбой построить для них то же самое.

Ауфшнайтер занимался строительством канала. С утра до вечера он работал, прерываясь только в праздники. Нам повезло, что его наняли монахи. Хотя знать и играла важную роль в управлении страной, последнее слово всегда оставалось за небольшой группой попов. И когда меня однажды позвали в сад Цедрунга, я испытал большую радость.

Монахи этой организации были официальными лицами и образовывали что-то вроде ордена. Воспитанные в духе верности своему сообществу, они имели больше власти, чем гражданские чиновники, и составляли непосредственное окружение далай-ламы. Все личные слуги молодого Бога-Короля являлись выходцами из ордена, а горничные, учителя и телохранители – высокопоставленными монахами Цедрунга. Более того, далай-лама посещал их собрания, проводившиеся ежедневно для обсуждения проблем Цедрунга. Верхушка ордена получила хорошее образование. Их школа располагалась в восточном крыле Поталы, где по традиции учителями работали выходцы из знаменитого монастыря Мондролин-га, специализирующегося на тибетской каллиграфии и грамматике. В школу принимали каждого, но вступить в орден было очень трудно. По пришедшему из глубины веков правилу число членов Цедрунга не превышало 175.