Михаил Колесников - Сухэ-Батор

Аюши улыбнулся распухшими губами, прислушался к гулу, который долетал в окно тюрьмы, и плюнул князю в лицо. Князь схватился было за нож, но потом одумался и приказал стражникам:

— Освободить его!

Аюши вновь был на свободе. Это была всеобщая победа. И пока араты упивались первой победой, князь не дремал. Он посла л гонцов в Ургу с требованием подмоги.

Теперь вот Аюши снова схватили…

Аюши!.. Почти сказочный богатырь. Такой, как Амурсана или Цэнгунджаб. Но те были князьями. А этот простой арат, сын крепостного, сам крепостной… Такой же, как Сухэ и другие.

Сколько раз грезилась Сухэ встреча с героем Аюши! Он возьмет коня, свой тугой лук и нож в деревянном чехле, явится к Аюши и скажет: «Аха! Сын арата Дамдина Сухэ готов сражаться за свободу Монголии. Располагай мной».

И герой улыбнется чуть усталой улыбкой и спросит: «А готов ли ты, Сухэ, если потребуется, отдать жизнь за общее дело?»

«Да, готов!»

В воротах ямыня показались всадники — китайские солдаты.

— Разойдись! Разойдись!..

Но толпа не убывала, а, наоборот, увеличивалась.

— Аюши! Герой Аюши…

На двуколке, закованный цепями, сидел плотный скуластый человек в синем халате. Его красивая мощная голова была гордо поднята. Волосы с еле заметной сединой растрепались. Глаза смотрели смёло и спокойно. В ответ на восторженные выкрики он едва приметно улыбался, поворачивал голову то вправо, то влево, словно отыскивая кого-то в толпе. Вот его острый взгляд встретился со взглядом Сухэ, и мальчику показалось, что в глубине зрачков Аюши вспыхнула веселая, озорная. искорка. Нет, Аюши не был сломлен.

А люди все напирали и напирали: каждому хотелось взглянуть на Аюши. Солдаты пустили в ход плети. Сухэ рванулся к двуколке, чтобы дотронуться рукой до цепей героя, но острая боль обожгла скулу.

— Разойдись!

Сухэ затолкали, и вскоре поток вынес его за ворота ямыня. От удара плети щека вспухла. Сухэ постоял некоторое время у ворот, а потом погрозил кулаком стражникам.

В то время Сухэ было тринадцать лет. Он и позже много думал об Аюши. Араты аймака Дзасакту-хана не сложили оружия.

— А в наших краях есть Тогтохо! — как-то сказал отец.

Сухэ навострил уши. Тогтохо — кто такой?

И отец, посмеиваясь, рассказал, что на его родине в Цэцэн-ханском аймаке объявился некий Тогтохо, который сколотил из аратов несколько боевых отрядов. Эти отряды нападали на конторы и лавки, забирали товары, казнили ростовщиков и маньчжурских чиновников, выгоняли вон с монгольской земли китайских помещиков. В конце концов маньчжуры вынуждены были бросить против повстанцев крупный карательный отряд…

— Я хочу учиться, — часто говорил Сухэ отцу.

— Грамотный человек — сильный человек, — уклончиво отвечал Дамдин.

Он и сам понимал, что сыну нужно учиться. Но разве «черная кость» может сравняться с нойонами, дети которых учатся? Бедные должны работать, чтобы не околеть с голоду. Они как несчастные сказочные бириты, живущие под землей в железном городе: их всегда терзает голод. В последнее время Дамдин совсем потерял работу. Щеки у него ввалились, добрые глаза потускнели. Он был, как старый высохший стебель саксаула. А Ханда опять родила дочь и не могла работать. Дэндыб и Ринчин все время были на побегушках у богатеев, но их заработка не хватало даже на плохую баранью голову ценой в три мунгу. Даже добрый сосед Дава ничем больше не мог помочь: он сам еле-еле сводил концы с концами.

Сухэ был любимым сыном. Ему только что исполнилось четырнадцать лет.

— Учиться — хорошее дело, — сказал Дамдин, — но за ученье нужно платить. А дела наши плохи. Если мы перезимуем и на этот раз, то, значит, даже бурханы отказываются принять нас в свою страну, где все бездельничают, как нойоны и ламы. Разговаривал я с почтенным Джамьяндоноем, и он после долгих уговоров согласился нанять тебя в батраки. Будешь уртонщиком на перегоне Богдо-Хурэ — Борхолдой.

Так Сухэ стал уртонщиком.

— Эй ты, собачья блоха, я взял тебя из милости, — сказал богатей Сухэ, — смотри же, работай на совесть. У меня разговор короткий: чуть что — вышвырну вон. Много таких бездельников шляется вокруг. Нищих развелось больше, чем полевых мышей.

Ямщицкая служба была первым по-настоящему суровым испытанием в жизни Сухэ. Он старался добросовестно исполнять обязанности, чтобы не гневить тяжелого на руку Джамьяндоноя и не лишиться работы, но, видно, бедняку на роду написано, чтобы его колотил всякий, кому вздумается. Свой гнев по любому поводу богач вымещал на Сухэ. Проезжавшие нойоны, чиновники, русские купцы и китайцы ни за что ни про что набрасывались на Сухэ и избивали его до полусмерти. Им не нравилось выражение лица Сухэ, его смелый взгляд, манера говорить свободно, без подобострастия. Он не гнул спину, не заискивал, отказывался от подачек. Он ненавидел всех этих важных господ, презирал их, и они это чувствовали.