Михаил Колесников - Сухэ-Батор

Советское правительство, громогласно возвещая об этом монгольскому народу, предлагает немедля вступить в дипломатические сношения с русским народом и выслать навстречу Красной Армии посланцев свободного монгольского народа».

Это воззвание заставило богдо-гэгэна побледнеть. Бадма-Дорджи трясущимися руками комкал листок бумаги.

— Они уже стучатся в наши ворота! — проговорил премьер-министр хрипло. — Нужно спешить… Я сейчас же поговорю с Чен И.

Богдо уже овладел собой.

— Эту бумажку нужно скрыть от всех. Никто не должен знать! — распорядился он. — Мы не получали этой бумаги. Большевикам ничего не отвечать. Всех, кто будет распространять слухи, ловить и казнить. Нужно поторопить китайцев.

В этот день «солнечно-светлый» чаще обычного прикладывался к графину и к вечеру, когда Бадма-Дорджи зашел доложить о принятых мерах, был мертвецки пьян.

Обращение Советского правительства было скрыто от монгольского народа. Но недаром говорится, что у добрых вестей быстрые ноги. Слухи о воззвании поползли по Урге. Сказанное слово — пущенная стрела, и его не остановить. О клике богдо-гэгэна, посмеиваясь, говорили: «Когда тигр играет в горах, дрожит осел на привязи у дома». Когда копия обращения попала в руки Сухэ-Батора, он прижал листок бумаги к сердцу.

Вот они, слова правды! Сам великий Ленин обратил ясный взор на многострадальную Монголию и протянул руку на вечную дружбу. Нет, эти крылатые слова не утаить богдохану от народа. Советское правительство предлагает выслать навстречу Красной Армии посланцев свободного монгольского народа.

Если бы этим посланцем вдруг стал он, Сухэ-Батор!.. Он полетел бы на крыльях за вершины гор, он преодолел бы любые препятствия. Но, видно, богдохан не собирается посылать в красную Россию вестников мира и дружбы.

Богдо-гэгэн думал о другом: следовало поторапливаться с ликвидацией автономии. Чен И уже начинал терять терпение и перешел к угрозам.

— Разгоните армию, а остальное мы сделаем сами! — кричал он.

Армию невозможно было разогнать, пока, во главе ее находился Хатан-Батор Максаржаб. Прославленного полководца всегда считали при дворе «мятежником». Чтобы избавиться от ненавистного Максаржаба, попытались обвинить его в государственной измене, в связи с «красными». Но Максаржаб был неуязвим. Тогда решено было направить его из Урги на границу с Тувой.

Полководец, прежде чем оставить Ургу, вызвал к себе Сухэ-Батора, обнял его.

— Вы, возможно, единственный человек, на которого я могу положиться целиком, — сказал он. — Берегите автономию, не давайте себя разоружить. А мне выпала смешная доля: защищать границу от сибирских партизан и смирять мятежных тувинцев. Богдохан намеревается продать Монголию китайцам, а потому решил отослать меня подальше.

Сухэ-Батор помедлил с ответом. Затем сказал:

— Я не один, нас много. Мы будем сопротивляться. Но силы слишком неравные. Только Советская Россия может спасти независимость Монголии. Мы будем драться за дружбу с Россией. Мы верим, что помощь рано или поздно придет оттуда. Советское правительство предлагает выслать навстречу Красной Армии посланцев свободного монгольского народа. Этими посланцами будем мы, простые араты. Мы также верим, что джанджин Хатан-Батор Максаржаб — на стороне угнетенных и обездоленных.

— А чего вы хотите? — настороженно спросил Максаржаб.

— Мы хотим настоящей свободы, такой власти, как в России.

Максаржаб улыбнулся, потом произнес:

— Не сносить тебе головы, Сухэ-Батор! Но ты должен знать: мое сердце всегда с вами.

— Пусть джанджин Хатан-Батор-ван Максаржаб всегда помнит, что лучше рухнуть скалой, чем сыпаться песком…

Максаржаб отбыл на границу Монголии с Урянхайским краем. Встретиться с сибирскими партизанами ему довелось очень скоро, 18 июля 1919 года. В Туву двинулась партизанская армия Кравченко и Щетинкина. После стычек с белогвардейскими отрядами она заняла Белоцарск. Когда партизаны подходили к Белоцарску с севера, в это же время с юга сюда двигался монгольский отряд Хатан-Батора Максаржаба. Отряд остановился в пяти верстах от города. Ночью Максаржаб направил в партизанский лагерь делегацию. Утром следующего дня Кравченко и Щетинкин, захватив переводчика, отправились в монгольский лагерь. Они везли с собой подарки. Максаржаб встретил гостей с почетом, угостил жирной бараниной и кумысом. Узнав, что партизаны любят пить чай с сахаром, он распорядился подать сахар. Вскоре цирик принес большую чашу, полную доверху желтого пластинчатого сахара. Завязалась беседа, которая длилась пять часов. Максаржаб расспрашивал о советской власти, о Красной Армии и ее успехах. Партизаны рассказали о себе все. В штабе партизан существовало две точки зрения: некоторые члены штаба склонны были сделать Минусинск основной базой нового партизанского фронта, Щетинкин полагал более целесообразным продолжать путь через Монго-лию в Туркестан, на соединение с находившимися там советскими войсками. Победила вторая точка зрения. Партизаны просили у Максаржаба дать разрешение на пропуск армии через Монголию.