ЕЛЕНА КЛЕПИКОВА.Секрет Полишинеля! Да и кому теперь время заниматься раскрытием псевдонимов твоих героев? Не те времена. А так — под своими именами, с открытым забралом — твои «Три еврея» уже четверть века будоражат читателей — сначала в русской диаспоре, а теперь, наконец, и в метрополии, где одно за другим выходят издания этого твоего антиромана. Под таким шикарным названием у «Захарова» — «Три еврея».
ВЛАДИМИР СОЛОВЬЕВ.Спасибо Игорю Захарову и Ирине Богат. Название они придумали. Мое — «Роман с эпиграфами» — ушло в подзаголовок.
ЕЛЕНА КЛЕПИКОВА.Где ему и положено быть — это жанровое определение.
ВЛАДИМИР СОЛОВЬЕВ.А как же «Роман без вранья» или «Роман с кокаином»? Или «Шестеро персонажей в поисках автора»? Подзаголовки, вынесенные в названия, — жанровая инверсия. Что такое «Портрет художника в молодости»? Название или подзаголовок? А другой мой роман черново назывался «Портрет художника на пороге смерти», но потом я переименовал: «Post mortem. Запретная книга о Бродском». Не о самом Бродском, а о человеке, похожем на Бродского. Единственная возможность сказать о нем правду. Очистить образ Бродского от патины, то есть от скверны, — задача была из крупных, под стать объекту. Какая-то московская публикация о романе так и называлась: «Вровень с Бродским». А в другой было сказано, что «Post mortem» то ли закрывает, то ли отменяет бродсковедение. Ввиду такого успеха — в том числе коммерческого — издательство спарило «Трех евреев» с «Post mortem» и выпустило под одной обложкой.
ЕЛЕНА КЛЕПИКОВА.Под хулиганским названием «Два шедевра о Бродском».
ВЛАДИМИР СОЛОВЬЕВ.Почему хулиганским? Так и есть. Это мое самое-самое. Не только в моем контексте, но и в море разливанном бродско… бродскоедения, а еще точнее, бродсконакипи мои романы лучшее, что о нем написано. Как говорил маркиз де Кюстин, я скромен, когда говорю о себе, но горд, когда себя сравниваю. «Я еще не читал книги, в которой Бродский был бы показан с такой любовью и беспощадностью», — писал Павел Басинский, который ухитрился напечатать две разные рецензии в разных изданиях на «Post mortem».
ЕЛЕНА КЛЕПИКОВА.Наша задача теперь — очистить от наслоения мифов образ Довлатова.
ВЛАДИМИР СОЛОВЬЕВ.Моя мама и Сережа умерли с разницей в три месяца — и оба раза мы были в отъезде: когда мама — в России, а когда Сережа — в Мэне.
ЕЛЕНА КЛЕПИКОВА.Ты так и назвал первую киноновеллу в фильме о Довлатове — «Я пропустил его смерть».
ВЛАДИМИР СОЛОВЬЕВ.Отсутствие суть присутствие. То есть так: если бы я в обоих случаях не уезжал из Нью-Йорка, не было бы такой мучительной реакции. Мгновение чужой смерти растянулось для меня в вечность. Единственное спасение — литература. Ну да, некрофильский импульс. Смерть — как вдохновение, потеря — как творческий импульс. А эту нашу книгу рассматриваю как наш долг покойнику.
ЕЛЕНА КЛЕПИКОВА.И позабудем про его эпистолярные характеристики.
ВЛАДИМИР СОЛОВЬЕВ.Тебе что! Тебе, наоборот, неплохо бы выучить их наизусть. Ты одна из немногих, о ком он отзывается без скопившейся у него на весь мир, себя включая, желчи: «Лена Клепикова, миловидная, таинственная, с богатой внутренней жизнью». Тебе вообще везет — ты, кажется, единственная из нашей эмиграции, кого Солженицын упоминает по имени!
ЕЛЕНА КЛЕПИКОВА.Чтобы потом обрушиться на меня с высоты своего авторитета.
ВЛАДИМИР СОЛОВЬЕВ.Негативное паблисити теперь в большей цене, чем любая хвала.
ЕЛЕНА КЛЕПИКОВА.Тогда тебе есть чем гордиться. Что бы ты ни писал, сразу скандал.
ВЛАДИМИР СОЛОВЬЕВ.«Хвалу и клевету приемли равнодушно…» Не обо мне речь. Среди Сережиных эпистолярных отзывов твоя характеристика — ложка меда в бочке дегтя. А каково мне! «Этот поганец хапнул аванс больше $100 000 (ста тысяч, об этом писали в „Паблишерс уикли“) за книгу об Андропове». Самое смешное, что аванс мы хапнули вдвоем, это наша совместная книжка, но ты — миловидная, таинственная, с богатой внутренней жизнью. И он еще сравнивает тебя со своей редакторшей в «Нью-Йоркере», которую «будь я в Союзе, то подумал бы, что надо трахнуть». Вот поганец — он, а не я! Ишь, чего захотел!
ЕЛЕНА КЛЕПИКОВА.Надеюсь, хоть к Сереже ты не ревнуешь! И никого он особенно не хотел, а просто считал своей мужской обязанностью, потому и пишет «надо». То есть надо из карьерных либо из джентльменских соображений — мол, дамы от него этого ожидают. Ну да, ждут не дождутся!
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу