Дмитрий Жуков - Бранислав Нушич

В течение последующих лет лавка Райковича была веселым клубом столицы, рабочим кабинетом юмориста. Здесь он написал серию очерков «Из полупрошлого», детский роман «Хайдуки» и свои лучшие комедии. Год 1928-й в жизни Нушича можно считать переломным, а для его творчества — счастливым.

Неприятности обернулись удачей. Помаявшись, Ага засел за письменный стол. Ему было уже почти шестьдесят пять лет, но он сказал себе: «Посмотрим, что из этого получится». За оставшиеся девять лет жизни он написал семь комедий, и почти все они вырвались на широкий простор мировой сцены.

Может быть, все, что делал Нушич прежде, было ошибкой? Дипломатическая работа, руководство театрами, журналистика на износ, сочинение псевдоисторических трагедий… Не лучше ли было продолжать то, с чего начал девятнадцатилетний студент, прочитавший свою первую комедию друзьям под ореховым деревом в саду у Иличей?

Первые комедии были талантливы, но, что бы ни говорили исследователи, все-таки подражательны. Очевидно, надо было пройти весь путь, сложиться в особое явление, в Нушича, чтобы приступить к созданию собственной драматургии, заговорить языком самобытным и в то же время понятным и близким миллионам людей.

Теперь он знал жизнь со всех ее сторон, знал людей, знал, как никто другой, законы сцены. Замыслы по-прежнему обступали его плотной толпой, торопили, подталкивали под руку, только писать теперь было намного труднее, потому что относиться к написанному он стал гораздо строже. Появилось стремление к недосягаемому совершенству, стремление мучительное, но вкупе с поразительной способностью к выдумке, усидчивостью и, конечно же, непревзойденным чувством юмора, оно давало добрые результаты, порой неожиданные даже для самого драматурга.

За стеклянной перегородкой у Райковича в том же 1928 году родилась первая (после перерыва в семнадцать лет) многоактная комедия. Называлась она «Госпожа министерша».

Задним числом Нушич иногда пытался объяснить мотивы, которыми он руководствовался, работая над той или иной комедией. «Объяснил» он потом и «Госпожу министершу». И если на минуту забыть, что такие объяснения — тоже литературные опусы, то ход рассуждений, приведших к замыслу «Госпожи министерши», предстает перед нами в стройном и исчерпывающем виде.

Драматург приглашает читателя внимательно приглядеться к тому, что происходит вокруг, и заметить, что в жизни всякого общества ясно обозначается одна «твердая и ровная линия». Предвидя появление «социальных математиков», Нушич говорит, что они бы назвали эту линию нормой поведения, а «социальные физики» — первоначальным, «нулевым» градусом, от которого отсчет ведется вверх или вниз.

Общество движется по этой ровной линии. Лишь единицы не ждут, когда «ртуть в общественном термометре нагреет внешняя температура». Подогреваемые собственным пылом, они достаточно смелы, чтобы подняться над «линией», быть благородными, возвышенными. Подлецы, негодяи, насильники, клеветники, убийцы тоже смелы.

«Одинаковая смелость требуется как для того, чтобы подняться ввысь к солнцу на несовершенной машине Икара, которую усовершенствовал наш век, так и для того, чтобы опуститься в водолазном панцире на ил морского дна.

У тех людей, которые возносятся над ровной линией жизни или опускаются под нее, есть и большой размах, большие волнения и большие эмоции. Государственный деятель с трепетом стоит перед судом истории, так как он вел государство и народ путем, оказавшим влияние на их дальнейшие судьбы; великий финансовый деятель с лихорадочным возбуждением стоит перед биржей, где в этот час или увеличится втройне, или погибнет его миллионное состояние; у полководца дрожит каждый нерв от возбуждения, когда он ведет армию в решительный бой; поэта возбуждает вдохновение; художника — процесс созидания; ученого — то неведомое, что должно быть открыто. Это все великие чувства, великие эмоции, великие движения души.

Сильные побуждения, сильные эмоции и сильные движения души есть также и у тех, кто опускается ниже нормальной линии. Разбойник бывает возбужден более всего, когда он вонзает окровавленный нож в грудь своей жертвы, насильник дрожит и трепещет перед судом; распутная женщина страдает от клейма презренья; а отступник под виселицей переживает множество чувств — от боли и тоски до самоотрицания и апатии.

В эти области, области сильных чувств, сильных эмоций и сильных движений души — будет ли это над или под линией, — драматург охотно проникает, так как здесь он может всегда найти глубокие источники, откуда он извлечет богатый и обильный материал. Потому и наибольшее число драм берется из этой области.