Плацдармом для продвижения на восток становились Башкирия, новооснованные Оренбург, Верхнеяицкая, Табынская и другие крепости. Посланцев башкир, недовольных нарушением их прав на землю, Кирилов бросил в тюрьму. Тогда на нескольких йыйынах (съездах) представителей волостей всех четырёх башкирских областей-«дорог» было принято решение о сопротивлении — началось восстание, которое продолжалось, то затухая, то вновь разгораясь, до конца царствования Анны Иоанновны. Его вождями стали мулла Кильмяк Нурушев, батыры Акай Кусюмов и Юсуп Арыков. Кусюмов, возглавивший повстанцев Казанской «дороги», являлся предводителем «бунтовщиков» в третьем поколении — его дед Тулекей был одним из вождей движения 1681–1684 годов, а отец Кусюм Тулекеев возглавлял повстанцев в 1707–1708 годах. Сам Акай не скрывал этого на допросе: «Дед ево и отец, Кусюм Тюлекеев, старинные башкирцы Уфинского уезду. И в прошлых годех дед ево в бунт Сеитовской был согласником, и за то в Уфинском уезде по Казанской дороге повешен, а отец ево Кусюм в бунте был Алдаровском и после того бунту умре в доме своём».
Повстанцы сражались с правительственными командами, срывали доставку продовольствия в Оренбург, нападали на крепости; так, в январе 1736 года Арыков вынудил гарнизон покинуть Верхояицкую крепость (нынешний Верхнеуральск в Челябинской области), после чего сжёг её.
В феврале 1736 года Анна Иоанновна одновременно подписала именной указ начальнику Оренбургской экспедиции и инструкцию по подавлению восстания. Первый документ был рассчитан на будущее — в нём предлагалось переселять в Башкирию выходцев «из Ташкента и из Туркестана» и отставных российских солдат и матросов с выдачей последним земли и ссуд; для процветания «коммерции оренбургской» отправлять караваны в Хиву и Бухару (с тайной разведкой «мест и путей» специально отобранными геодезистами), привлекать в город индийских купцов, а прочим выдавать займы из казённых средств под залог товаров.
Второй документ требовал навести порядок, по имперской традиции предписывая «отделять» от башкир «служилых мещеряков», «тептярей» и «бобылей» (последние состояли преимущественно из представителей финно-угорских народов — марийцев, мордвы, удмуртов), освобождать их от уплаты оброка башкирам-хозяевам и наделять башкирскими землями. Башкирские племенные объединения-«аймаки» облагались «штрафом» по 500 лошадей; застрельщики бунта и «винившиеся» в убийствах повстанцы подлежали казни; остальных ожидала ссылка: годных к службе — в «остзейские» гарнизоны, негодных — на каторгу в Рогервик. Прежние волостные старосты заменялись ежегодно избираемыми старшинами. Русские дворяне и офицеры получили право скупать башкирские земли, туда же предлагалось селить «охотников» из казаков и ссыльных {639} . В соответствии с ещё одним указом в Башкирию направлялись пять драгунских, пехотный, четыре ландмилицких полка, две тысячи яицких казаков, три тысячи калмыков, столько же мещеряков и служилых татар и пять тысяч казаков и крестьян, набранных В.Н. Татищевым на Урале. Военным предписывалось «всякими мерами разорять» «бунтовщиков», а захваченных женщин и детей раздавать войскам «для поселения в русских городах» {640} .
В 1736 году восстание полыхало на всей территории Башкирии. В июне башкиры Ногайской «дороги» во главе с Кильмяком Нурушевым атаковали лагерь двухтысячного отряда командующего войсками в Башкирии генерал-лейтенанта А.И. Румянцева; в ночном бою правительственные войска потеряли несколько десятков человек убитыми, многие были ранены, но и нападавшим не удалось отбить пленного батыра Акая. Отряды полковника Алексея Тевкелева и других командиров жгли башкирские деревни, истребляли жителей и раздавали «пленных» офицерам и чиновникам. В то же время строились новые города и заводы, укреплялись торговые связи между башкирами и русскими, с 1738 года через Оренбург началась торговля с казахами и ханствами Средней Азии.
Татищев вызвал хана Абулхаира в Оренбург, куда в августе 1738 года для принятия присяги съехались представители казахов. Степной правитель был принят с «довольным великолепством»: музыкой, салютом, почётным караулом из двадцати четырёх гренадеров перед шатром с портретом Анны Иоанновны. Увидя портрет, хан расчувствовался: «Человек живёт в свете и детьми память по себе оставляет, но сия память и скоту равна есть; а честь, приобретённая человеку, вовеки не умирает, и я тем ныне наиболее должен радоваться, что моё имя в таком великом и славном государстве есть известно…» В день принятия присяги Абулхаир и прибывшие с ним султаны и старшины прошли сквозь ряды выстроенных полков и целовали изготовленный по заказу Татищева «золотой» Коран. Присягу приняли около 150 представителей казахской верхушки, в том числе значительная часть правителей Среднего жуза. Торжество завершилось богатым обедом и салютом в честь императрицы и её новых подданных.
Читать дальше