Майя Плисецкая - Тринадцать лет спустя

Ну хорошо, не объяснила мне страж закона, кто она такая. Но оригинал подписанной мною бумаги она обязана была вручить мне. Почему она отдала его Таранде? Это, думаю, есть грубейшее нарушение этики своей профессии. Может, не только кондитерские улыбки и объятия Обаяшки подвигли нотариуса на таковой поступок?.. Кто знает… Кто видел…

Змеиную бумагу Таранда и Уразова составляли, верно, долго, очень долго, тщательно, кропотливо, старательно, прилежно, не один день. И срок действия вообще не проставили. Навечно, значит!.. Заверения Обаяшки о двухгодичности их документа были ложью. И нотариус эти клятвы слышала. А все пододвигала, пододвигала мне иезуитскую бумаженцию под руку…

Осуществив свой сатанинский план, стал Обаяшка мало-помалу прекращать общение со мной. Даже телефонное. Обворожительные улыбки провисли в воздухе. Нотариальное сочинение госпожи Уразовой теперь у него в руках. Зачем ему я теперь?

Раньше он не упускал случая первым поздравить меня с днем рождения. С Новым годом. С днем 8 Марта. Голос срывался от паточных пузырей. А теперь телефон от него молчал. Зачем ему я теперь?

Но ставить имя мое в каждой афише, в каждой программе, в каждом анонсе Обаяшка не забывал никогда. Красовалось оно всегда на видном месте, жирно набранное, чтоб за версту в глаза бросалось. Покупайте билеты, почитатели искусств. Приходите. Майя Плисецкая будет.

Что предлагалось публике, я уже давно не ведала. О творческих и гастрольных планах Обаяшка меня более не информировал. О премьерах моей труппы узнавала я с экранов телевизоров. Да из недобрых отзывов о новых постановках: плохо со вкусом, удручающе слабая хореография.

И еще одно важное слово не упустили включить в змеиную бумагу ее авторы. Безвозмездно. Без-воз-мезд-но передает все Плисецкая Обаяшке. Бот она, главная цель всей затеи. Все на благо, дескать, российского балета. А много ли доберется до российского балета сквозь прожорливые пальцы Обаяшки?

Зачастили по Москве слухи, что интересуется он покупкой небольшого отельчика и престижной просторной квартиры. Может, врали люди, завидовали?.

Потом начались сюрпризы. В Финляндии я наткнулась на стайку милых девчушек в желто-лимонных кофточках с буквами на груди «Школа Майи Плисецкой». «Мы учимся у вас в школе», — был дан мне ответ. Затем мой давний приятель сообщил, что его внучка учится в московской балетной «Школе Майи Плисецкой». «Только больно дорого это стоит», — чуть с упреком сказал он мне. Из Интернета друзья перепечатали море моих рекламных фотографий, зазывающих в «Школу Майи Плисецкой».

Потом грянул гром. Землетрясение. Летом 2004 года в моем литовском доме раздался звонок. Звонила неизвестная мне женщина из Японии. Начала она с того, что никак не могла поверить, что я сама взяла трубку:

— Достать ваш номер в Литве мне было чрезвычайно трудно. Ваш официальный представитель Таранда ни за что не желал дать мне его. «Все вопросы только через меня».

— Но кто вам сказал, что Таранда — мой официальный представитель? — спрашиваю.

— Таранда показал мне бумагу с печатью.

Соотнести услышанное с торопливым визитом-дуэтом Обаяшки с молчаливой дамой труда не составляло. («Пришел человек в черном и заказал мне реквием?..») Но бумаги сей у меня нету, и в руках ее я никогда не держала. Что там понаписано?..

Я продолжаю разговор с незнакомкой:

— А какое дело привело вас ко мне?

— Мой муж богатый человек. Его фирма поставляет на японский рынок самую популярную у нас лапшу.

— А я тут при чем?

— Мой муж влюблен в балет. И мы хотели бы открыть в Токио балетную школу вашего имени. Но Таранда запросил с нас за это триста тысяч долларов наличными. Это нам дорого. Может быть, договориться с вами напрямую будет для нас дешевле?..

Кажется, дело зашло слишком далеко. Надо истребовать у Обаяшки эту бумагу с печатью. Звонок женщины из Японии стал последней каплей, переполнившей чашу моего терпения и неведения.

Вернувшись в Москву, я потребовала от Обаяшки объяснений по поводу бумаги с печатью, которую показывал он женщине из Японии.

В первом же телефонном разговоре Обаяшка стал нервно юлить. Он все отрицал.

— Майя Михайловна, дорогая, эта женщина — аферистка. Я встречался. Это правда. Но дело иметь с ней никак нельзя. Она аферистка.

— А какую бумагу ты ей показывал?

Мой собеседник уходит от ответа.

— Если это серьезно было бы, Майя Михайловна, да разве не рассказал я все вам? Не утаил бы никогда. Вы же меня давно знаете?..