— Надо подождать...
Это Самусев произнес совсем тихо — для себя, наверное.
Я смотрела из-за его плеча. Когда тени наплыли на дзот, я увидела огромные, чуть не в пол-лица, жуткие от смертельного страха глаза фашистов, идущих на наш молчавший пулемет.
И пулемет заработал.
Самусев дал длиннющую, чуть не в пол-ленты, очередь. Он был отличный стрелок. Оставшиеся в живых немцы залегли и стали отползать, а Самусев продолжал поливать их короткими очередями.
— Это вам за Володю, за Мирошниченко! — приговаривал Нестеров.
Потом на поле боя наступила тишина.
— Все... — устало сказал Самусев и по-мальчишечьи провел под носом тыльной стороной ладони. — Здесь они, пожалуй, сегодня не полезут. А вот на правом фланге...
Я не уверена, что он разговаривал с кем-либо из нас. Он размышлял вслух. И только теперь я заметила, что Нестеров странно потряхивает головой. Его, наверное, контузило при минометном обстреле.
— Перебирайтесь туда, — закончил Самусев.
— К-куда, товарищ лейтенант? — переспросил Нестеров. Он тоже считал, что лейтенант размышляет вслух, и не прислушивался к словам.
— На правый фланг. Ты, Нестеров, отправляйся пока один, а в помощь Медведевой я кого-нибудь пришлю.
Собрав в две коробки оставшиеся патроны, Нестеров прихватил их с собой и ушел. В дзот спустился Самарский. Он был ранен в руку и сильно побледнел [26] от потери крови. Но все же он помогал. Без него мне бы просто не справиться с пулеметом, который пришлось сначала тащить по узкой и извилистой траншее. «Максим» не пролезал. Я отделила тело от станка. Но и так нести было очень нелегко. Пришлось выбраться на поверхность и быстрым броском преодолеть метров пятьдесят. Нас спасло то, что фашисты не ожидали такого нахальства. Их выстрелы ударили с запозданием. И все же пуля успела царапнуть Самарского.
Немцы, однако, начали атаку не на правом фланге, как полагал Самусев, а на левом. Мы еще не установили пулемет, как получили приказ: Нестерову отправиться на левый фланг. Это произошло так быстро, что я не успела спросить, куда он поставил коробки с пулеметными лентами.
Перевязав Самарского, я решила, что нужно обязательно добраться до Нестерова и спросить про коробки с патронами.
— Правильно, — согласился Самарский. — Дольше проищем, да и где искать?
Я оставила Самарского с поваром Максимычем, вооружившимся автоматом.
Больше на правом фланге никого из бойцов не было.
— За «максимку» не беспокойся — не обижу своего тезку, — крикнул мне вслед наш кашевар.
До левого фланга я не добежала. Неподалеку от нашего дзота увидела Нестерова и еще несколько раненых бойцов. Они били из автоматов и винтовок во фланг наступающей немецкой пехоте. Потом вместе с остатками первого взвода бросились в контратаку. Нестеров был ранен в обе ноги, но и в полузабытьи продолжал ползти вперед, туда, где несколько минут назад находился враг. Трижды раненный, старший сержант, опираясь на локоть и оставляя на пыльной земле и сухих листьях следы крови, все-таки полз.
Когда я подобралась к нему, он уже потерял сознание. Я наложила жгут на обе ноги, перевязала раны и оттащила Нестерова в траншею. Здесь он очнулся, дико огляделся, словно соображая, где находится, и прошептал:
— Чапаевцы! За мной! Быстрее! Быстрее!
Я хотела успокоить раненого, наклонилась к нему, но, увидев мой силуэт, он поднял пистолет и выстрелил. [27] Пуля ударила в каску, сбила ее с моей головы.
Ошарашенная, дрожащая, я стояла около Нестерова, вновь потерявшего сознание, до тех пор, пока не подбежала Маша Иванова:
— Что случилось? Кто стрелял?
Осмотрев раненого, Иванова поднялась и стала меня ругать:
— Вот недотепа! Кто же раненому оружие оставляет! Очнулся он, а ему мерещится, что все еще идет на врага. И тебя за немца принял.
Продолжая дрожать, я ответила:
— Не заметила в спешке. Да и откуда мне знать?
— Огорчаться не надо, — ласково сказала Иванова. — И на парня не сердись. В забытьи он.
— Я не сержусь. Только страшно стало.
Иванова похлопала меня по плечу:
— Вот платочек. Вытри глазищи-то. Да пойдем к раненым.
— Мне — к пулемету...
— Раненых много. Я договорилась уже с лейтенантом. К пулемету пошел Зайцев.
Вытерев клочком бинта проступившие слезы, я отправилась в землянку, где находились раненые.
* * *
Под покровом темноты раненые ушли в медсанбат. Потом мы хоронили убитых. Осторожно, словно они могли чувствовать боль, подносили их к неглубокой братской могиле. Неглубокой потому, что мало нас осталось в живых, а долбить камень было очень трудно.
Читать дальше