Дмитрий Быстролётов - Пир бессмертных - Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Цепи и нити. Том VI

— Полезай, бвама, — указал рукой капрал Мулай.

Я оглянулся. Кроме него и меня в зеленом храме оставались только труп и корзина. Придерживая руками высокий шлем, я нагнулся и нырнул в нестерпимо жаркую вонь, потом невольно опустил руки в грязь и на четвереньках побежал вперед.

Трудно описать экваториальный лес, да еще так, чтобы его блеск, величие и ужас стали наглядными!

С самолета леса Конго покажутся вам безжизненной, скучной равниной, плоской и однообразной. Под крылом цвет ее холодный, голубовато-зеленый, по горизонту — серый с фиолетовыми тенями низких дождевых туч. Только что кончился один дождь, скоро будет другой, и экваториальный лес там, внизу, похож на Балтийское море в сумрачный день. Но дайте знак пилоту и спуститесь ниже. Теперь вы ясно видите ноздреватую поверхность двух цветов: темно-зеленый фон и разбросанные по нему светло-зеленые пятнышки, от которых утром и после полудня падает тень. Вы как будто смотрите на поверхность гигантской банной рукавицы из зеленой мелкопористой резины. Новый вираж вниз — и делаются заметными волны, которые гуляют по бескрайнему зеленому морю, еще один круг — и сходство с водой окончательно исчезает: теперь видны неравномерность покачивания светло-зеленых вершин и пестрота их окраски. Густо-зеленый фон тоже оказывается далеко не однообразным — это скорее пестрая мозаика с вкрапленными в нее осколочками битого зеркала: лужами и болотцами. Наконец, с бреющего полета открываются две основных особенности экваториального леса — его плотность и многоярусность.

Наши русские леса бывают хвойными, лиственными и смешанными. Семь пород хвойных и двадцать девять лиственных — это та сокровищница, из которой времена года щедрой рукой черпают чудесную многоцветность лесного пейзажа, его живописность и очарование, так ярко воспетые множеством поэтов. И хотя в среднем в этих лесах встречается всего десять-пятнадцать пород, все же весенний и осенний лес справедливо сравнивается с ковром — и по разнообразию окраски, и по равномерности деревьев: наш лес издали кажется подстриженной щеткой. Лиственный лес осенью погружается в зимний сон и весной пробуждается к новой жизни, и в этой резкой смене сезонов, может быть, и кроется извечная привлекательность скромной и уютной русской природы: она постоянно обновляется, никогда не надоедает, ничем не поражает и никому не вредит.

Не то экваториальный лес. Совсем не то.

Трудно коротко определить то впечатление, которое человек испытывает, войдя вглубь гилеи, и еще труднее то ощущение, которое получает при выходе. Эти впечатления так сильны, многообразны и противоречивы, что возникающие чувства можно только перечислить. Легче всего это сделать в том порядке, в каком они возникают — восхищение, умиление, удивление, утомление, раздражение, ненависть: длинный ряд чувств с пылким восторгом в начале и тяжелой злобой в конце. Но ни одной минуты равнодушия. Так что же такое гилея? Ослепительная красавица?! Да (первая минута). Подавляющий великолепием дворец?! Безусловно (первый день). Дикое нагромождение кричащих красок и вычурных форм?! О, конечно (первая неделя). Приторно благоухающий клозет!? Вот именно к этой мысли человек приходит через месяц. Каторжная тюрьма! Застенок в подвале!! Зеленый ад!!! Ага, наконец-то! Ну теперь видно, что вы пересекли большой девственный лесной массив (джунгли) под экватором и знаете, о чем говорите.

Спутники Колумба при виде какого-то острова закричали «Земля!» и, сойдя на берег, опустились на колени и поцеловали землю. Перебравшись через Танезруфт, пустыню в пустыне длиной в пятьсот километров, люди при виде первого оазиса также кричат «Земля!» и испытывают желание поцеловать первый зеленый листок. Ну так знайте же: при выходе из Итурийских трущоб, после пятиста километров пути, вы также испытываете этот же взрыв чувств — инстинктивно вскрикните все то же родное всем слово (почти что «мама!») и отвернетесь, чтобы скрыть от других навернувшиеся на глаза слезы. Стоя спиной к черной, зловещей стене леса, от которой издали до вас еще будут доноситься удушливые испарения, вы в первый раз выпрямитесь во весь рост и будете вдыхать полной грудью здоровый воздух саванны и жадно глядеть вдаль, вдаль, вдаль — как углекоп, выползший на божий свет из обвалившегося забоя, как заключенный, отпущенный из смрадной тюремной камеры прямо в сияющий день, как приговоренный к смерти, которому даровали жизнь.