Дмитрий Быстролётов - Пир бессмертных - Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Цепи и нити. Том VI

— Вы извините, тысячу раз прошу прощения. Но я думаю, что вы тоже получили некоторую пользу или удовольствие от моих записей и фотографий и не будете на меня в претензии за использование вашей личности.

Я выпрямился. Негр вытер с лица капли пота.

— Извините, не личности, только кожи… То есть не кожи, а ее цвета… Простите, пожалуйста… Шлема… ну и сапог… Я вас вчера предупреждал насчет злой собаки и благодарен вам за хлыст в руках, хотя собаки у меня нет… Я хочу сказать… — он запутался и смолк.

— Гм… мне не особенно нравится ваша идея использовать мое лицо и сапоги для ваших исторических церемоний, дорогой фельдшер! — я закурил и минуту рассматривал в упор этого жалкого человечка. Он мял мокрый платок в руках, я играл хлыстом. — Так в чем же состояло историческое торжество, если не секрет?

— Я вас оскорбил, извините, мсье, но выхода не было. Прятаться за городом — бесполезно: там нас сразу выследили бы и арестовали. К тому же я чувствую, что вы — друг негров.

— Я — недруг колонизаторов, мсье.

— Простите, я подумаю и потом пойму тонкую разницу, мсье! Поймите — за нами уже давно следят, и выхода, повторяю, не было. Мы рисковали жизнью, пока вы изволили рассматривать фотографии. Пройдите сюда, прошу вас, мсье.

Он показал мне пустой темный чулан.

— Ну? — строго спросил я.

— Полчаса тому назад здесь произошло учредительное собрание. Делегаты пролезли в окно со двора и так же вылезли. Сошлись и разошлись поодиночке, быстро и незаметно. Прямо под носом этого ужасного человека, Наполеона Мубуту.

Его широкое лицо начало было расплываться в улыбку, но глаза поймали мой суровый взгляд, и молодой человек немедленно скис.

— Мы основали политическую партию, мсье, один солдат из местного гарнизона — он как раз сменился с дежурства, два делегата от рабочих Катанги — они сюда привезли из Жадовилля на ремонт какой-то мотор, два крестьянина — они только вышли из тюрьмы, один грузчик из Матади, наконец, я как представитель интеллигенции. Как видите, все группы населения широко представлены. Партия называется «Союз борьбы за освобождение Конго». Я избран секретарем, остальные не умеют ни читать, ни писать.

— Значит, вас всего семь человек? Немного.

— Нет, это семь делегатов, но сознательных людей в Конго две-три тысячи, а сочувствующих — двадцать миллионов. Все население. Только люди сами еще не знают, что с сегодняшнего дня они являются сочувствующими членами патриотической партии!

— И эти две-три тысячи безоружных туземцев думают свергнуть бельгийский колонизаторский режим? У губернатора двадцать тысяч черных солдат в Конго и вся бельгийская армия. В резерве все французские, британские, португальские и испанские вооруженные силы. Вы надеетесь на чудо? Где ваши винтовки?

— Их нет, мы будем воевать только словом.

— Ах, словом…

Я пожал плечами. Но фельдшер зашептал убежденно.

— Слово приведет к нам двадцать тысяч черных солдат губернатора и миллионную конголезскую армию, которой пока еще нет, но она будет. Наше слово выгонит бельгийского губернатора из дворца и посадит туда нашего президента. Мы начнем с рабочих: в портах, на железной дороге, на рудниках и заводах. Это наш первый контингент для мобилизации бойцов под наши знамена. А когда нас станет много, мы возьмемся и за оружие! Вы качаете головой? Не верите?

— Что значат семь человек?

— А что было у большевиков в России, когда они собрались где-то на окраине Петербурга на учредительное собрание своей партии? Это означает искру, а позднее из нее разгорится пламя. Это будет, мсье, будет. Мы победим!

Я успокоился, чувство обиды прошло. Он использовал мою наружность? Ну и что? Пустяки. А вот учреждение партии в кладовке — это не пустяки, это печальная гримаса конголезской жизни, трепетание мушки в лапах паука. Мне стало грустно.

— У вас не было даже стульев?

— Ничего, все сидели на полу. Стулья у меня есть в помещении станции, но семь стульев в кладовой — улика. Наполеон Мубуту мог ворваться и…

— Ворваться? — я смерил его взглядом.

— Бог послал вас, мсье, сам Бог! Конечно, негодяй не посмел бы! Но все прошло хорошо. В землю вложено семя, а земля у нас щедрая. Скоро из семени покажется росток!

— А потом?

— А потом, — Морис Лунунба вышел на веранду, осмотрелся, вернулся ко мне и проговорил тихим шепотом: — Потом будет война в Европе. Мы надеемся на нее. Ждем страстно, исступленно! Она нужна нашему ростку, как дождь и солнце. Росток при всяких условиях разовьется в чудесное дерево, но война удобрит почву и ускорит его рост. Я сам, своими глазами увижу наше торжество! И вы его увидите, мсье!