Виктор Тельпугов - Все по местам !

И Ина, наверное, так же сказала бы. Уверен, так же,- подумал Слободкин. Ему почудилось, что его небритой щеки коснулась узкая Инина ладошка. Погладила нежно - на душе потеплело.

Уже совсем ночью проводил Каганов Слободкина до конторы. Но и тут они не расстались.

- Обследуем теперь вашу хату? - спросил мастер.

- Заходите. То же самое, только еще минус плитка. Они вошли, осмотрелись, сели на койку. Каганов, подышав в кулаки, сказал:

- Да уж что минус, то минус. Надо вам срочно в обыкновенный барак перекочевывать. Там хоть надышат за ночь.

- Комендант обещал подыскать местечко.

- Завтра же напомню ему. Скажу: коченеет новое пополнение. Вы не обидитесь? Обид между друзьями быть не должно.

А ведь и в самом деле, - подумал Слободкин. За одну ночь они почти подружились. Как странно бывает в жизни! Он не знает еще даже имени Каганова. Каганов не спросил, как зовут его. Никаких таких слов не сказали друг другу, не съели по пуду соли, а совсем наоборот- только по крошке сахарину проглотили с водой. Но за одну ночь они поняли друг друга.

- А теперь давайте знакомиться, - словно угадав ход мыслей Слободкина, сказал Каганов. - Меня зовут Львом Ильичам. Левой, короче, а вас?

- Сергеем.

- А по батюшке?

- Не стоит.

Слободкин хотел и Каганова попросить, чтоб звал его Слободой, как в роте, но постеснялся. Одно дело с Зимовцом фамильярничать, а мастер есть мастер. Начальство.

Каганов снова догадался, о чем думает его новый приятель.

- Табеля о рангах между нами не существует, договорились? А то я вас, ей-богу, продам в многотиражку, так и знайте.

Пришлось Слободкину рассказать про свое военное прозвище.

- Готовый псевдоним для выступлений в нашей газете, - сказал Каганов.

- Самое обидное будет, если мы поссоримся из-за газеты, которой еще не существует в природе.

- Газета скоро выйдет, но мы не поссоримся и тогда. Спокойной ночи.

- А может... доброго утра?

Они одновременно потянулись к ставне - за ее картоном еще голубела холодная лунная ночь, но на тропе, ведущей к заводу, уже появились первые фигурки людей.

Каганов глянул на часы и ахнул:

- Четверть седьмого... Ничего себе! Немедленно в цех!

- Как говорится, всем по местам?

- Да. Сразу же, тем более что завтрака у нас не бывает.

- Это я понял уже. И ужина тоже.

- И ужина. Но опять поговорить как-нибудь вечерком мне с вами хотелось бы. Может, придете?

- А если вместе с Зимовцом? Можно?

- Конечно. Ко мне один знакомый обещал зайти только что из Сталинграда. Я вам дам знать тогда. Просветимся, а то в газетах общие слова. Не доверяют нашему брату подробностей. Обидно даже.

- Вы же отвечаете за печать?!

- Только за свою, заводскую. Уж в своей-то мы напишем все как есть, будьте спокойны.

- И про Сталинград?

- И про него, конечно. Нам про себя, про завод свой, нельзя почти ничего писать - военная тайна, а про Сталинград и можно и нужно.

- Да, ведь это тоже военная тайна.

- Тайн разглашать мы не будем, но правду людям надо говорить обязательно. А то слухи начинают ползти, что хуже всего на свете.

В эти последние несколько минут Каганов окончательно расположил к себе Слободкина. Больше всего пришлось ему по душе прямота мастера, его умение относиться к человеку с доверием.

Следующие дни работы Слободкина на станке оказались еще труднее первого. К токарю-ремонтнику бежали из всех бригад. Однажды перед перерывом к Слободкину подошел Баденков и попросил, если можно, не ходить в столовую:

- Я договорился, вам обед принесут сюда. Выручите? Наш девятый последнее время на каждой летучке у директора долбают. Сегодня просто до скандала дошло. Мы всех держим. Скоро с меня шкуру снимут...

Слободкин давно уже все понял и не нуждался больше ни в какой агитации, но Баденков, который только что пришел от директора, был в состоянии крайнего возбуждения и не мог остановиться:

- Я вообще хотел отменить перерыв в цехе, но т а м запретили. Сам Строганов звонил. Тогда я своей властью решил кое-кого накормить прямо тут, на рабочем месте.

- Ну и правильно, - вставил, наконец, слово Слободкин. - Я бы на месте директора вообще подумал о том чтоб рабочих кормили в цехах. Нормальной столовой все равно нет.

- Я на всех совещаниях об этом твержу. Никто слушать не хочет. У Баденкова, говорят, пунктик, мания реорганизации. Поддержите меня при случае! Вы фронтовик к вашему мнению прислушаются.

Слободкин едва заметно пожал плечами. Ему показалось противоестественным, что такой авторитетный на за воде человек, начальник одного из основных цехов, ищет защиты у новичка, который и дорогу-то в злосчастную столовую еще не запомнил.