Тимофей Гнедаш - Воля к жизни

Сразу же мне сделали ванну в корыте из очень горячей воды с каким-то лекарством. И так стали делать ванны ежедневно, хотя достать горячую воду в партизанских условиях было трудно. Меня положили в большую госпитальную палатку, кругом меня раненые рассказывали, в каком они тяжелом состоянии были доставлены сюда и как теперь выздоравливают. Эти рассказы окончательно вселили в меня бодрость. Боли делались с каждым днем все меньше.

Нас лежало в палатке человек сорок. Рядом со мной был Суворов Александр Сергеевич, инженер-мелиоратор из Чернигова. Политрук Шевченко сказал нам: «Составьте список, какие лекции вам хотелось бы прослушать». Мы составили список, там были и международные вопросы, и инженерные темы, и медицинские: всех нас интересовало, что такое газовая гангрена, сепсис. Помните, как Вы ходили к нам и рассказывали о строительном деле? Гнедаш читал по медицине, Суворов прочел лекцию об осушении болот, я — о приборах аэронавигации. У нас был университет в палатке. Мы жили мыслями о том, что будет после войны, и как-то не оставалось времени задумываться о своем бедственном положении.

Через несколько недель моего пребывания в госпитале Гнедаш сказал мне: «Приучайтесь ставить ноги на землю». — «Но мне больно. Кровь приливает к ногам». — «Ничего, ходите вот здесь около койки».

Он принес доску и положил около моей койки.

А еще через несколько дней сестра Аня принесла мне костыли и сказала: «Тимофей Константинович вас зовет».

Я испугался. Как же я пойду? До палатки хирурга было метров десять. Я шел это расстояние минут двадцать. Вдруг слышу радостный крик: «Идет, идет!»

Это была Аня. Она тайком из-за дерева следила за мной. Тут я заметил и Гнедаша. Он стоял в кустах, наблюдал за мной и смеялся. Хотя кости обеих моих ног были перебиты, я хожу теперь не хромая. Я работаю сейчас на заводе авиаприборов, и ходить мне приходится много, но это не вызывает болезненных ощущений. Врачи в Москве, когда я рассказывал им о всей истории моего ранения, удивлялись, как я выжил, некоторые не верили мне, что можно было вылечиться в таких условиях. Профессор Огнев в институте курортологии сказал мне: «Это удачно получилось. При таких ранениях, как ваше, обычно приходится отнимать обе ноги».

Когда меня отправляли в Москву, Вы сказали мне, чтобы я после войны написал Вам о состоянии моего здоровья. Сообщаю Вам — я совершенно здоров, работаю по своей специальности, часто с глубокой благодарностью вспоминаю о Вас, о работниках санчасти, о всех товарищах.

Москва, 7.1 1946 года.!

Холодные октябрьские ночи. По утрам на стенах палаток выступает иней. На тропах лужи, слякоть. В зимних шапках, замотанные платками, сестры по утрам разводят костры. Мокрые, нахохлившиеся вороны сидят на голых ветвях деревьев.

Несколько десятков бойцов, вызванных командованием из ближайших отрядов, роют котлованы на лесной поляне. «Строим метро, как в Москве», — шутят они.

Госпиталь наш готовится уходить в землю. Георгий Иванович Горобец руководит вывозкой бревен из близлежащих деревень. Каждое бревно у него занумеровало и кладется на свое место. Большие сараи, «каморы» на три четверти опущены в землю. Узкие, длинные окна, похожие на бойницы дзотов, прорезаны под самыми крышами срубов. Строители утепляют стены мхом, сеном, закладывают землей, застилают дерном плоские потолки из досок.

Горобец уверенно, со вкусом и знанием дела руководит строительством.

— Георгий Иванович, вам приходилось раньше строить нечто подобное?

— Да, приходилось. Неподалеку от Чернигова. Накануне немецкой оккупации областной комитет партии послал меняв группу Капранова строить секретные склады продовольствия. Мы делали такие котлованы в лесу, изнутри обшивали стены досками, складывали на деревянные полы ящики с макаронами, консервами, мешки с мукой, с сахаром. Делали прочный деревянный потолок, закладывали его дерном, пересаживали кустарники и молодые деревца. Недели через две такой склад настолько зарастал, что пройдешь по нему и ничего не заметишь. Только по карте и особым тайным заметкам можно было найти.

К весне 1942 года немцы обложили нас со всех сторон. Все запасы наши кончились. Зайти в деревню за куском хлеба или за двумя печеными картошками значило в тот момент рисковать жизнью. Кровью надо было платить за каждый кусок хлеба. И вот тогда открыли подземные склады. Представляете, мы уже ели павших лошадей, кору с деревьев, и вдруг появляются печенье, ветчина, шоколад. Склады в лесах в ту весну нас спасли.