Тимофей Гнедаш - Воля к жизни

В течение нескольких дней отстроили зимний госпиталь, операционную, изолятор для заразных больных, санпропускник с дезкамерой. Внутри госпиталя и операционной развернули парашютные палатки. Они закрывают доски потолка и стен. Если земля случайно посыплется между досками, шелк ее задержит.

В госпитале пол из досок, отдельные койки из бревен, обеденный стол, место для аптечки, две печи. В операционной светло, три окна под крышей, белые стены, белый потолок и даже дверь закрыта занавеской из шелка. Из этой операционной не хотелось уходить! Особенно важно было то, что над потолком росли деревья и ни один немецкий самолет даже с бреющего полета не мог наших сооружений заметить.

Готовимся переводить раненых из палаток в зимний госпиталь. Вдруг распоряжение штаба: «Грузиться на возы, покидаем лагерь».

— Как покидаем? Временно или совсем?

— Ничего неизвестно. Готовьтесь в самую дальнюю дорогу.

Разведка выяснила: немцы подтягивают большие силы, хотят внезапно окружить нас. Видимо, сильно припекли их партизаны, если, отступая от Красной Армии, они все же хотят снять войска с фронта и бросить их против нас!

Быстро грузим на подводы наших раненых. Как перенесут они далекий путь? Вот Шпарага — бывший судья, боец из отряда Логвинова. У Шпараги перелом бедра. Мы наложили на бедро гипсовую повязку. Вот Федя Хитеев — кавказец, с переломом левого плеча. Ему мы тоже наложили гипсовую отводящую повязку. Я твердо верю — гипсовые повязки спасут наших раненых и в тяжелом пути на фурманках.

Много жизней уже спасало в немецком тылу наше глухое гипсование. Десять банок гипса, привезенных мною из Москвы, храним бережно, как оружие и взрывчатку. Раненые буквально оживают, когда их кладут в гипс.

Представьте себе обычное, самое распространенное ранение — повреждены мягкие ткани и кости. При малейшем движении раненого осколки костей врезаются в разорванные мышцы и причиняют острую боль. Важно создать в поврежденном месте полную неподвижность. И вот мы, хирурги, делаем сначала тщательную обработку раны, удаляем осколки костей, обрывки тканей, одежды, осколки мин и накладываем на рану глухую гипсовую повязку. Гипс впитывает содержимое раны, создает полную неподвижность поврежденного органа, боли прекращаются, температура падает.

Слежу за тем, чтобы ездовые и сестры накладывали на каждый воз как можно больше веток и сена, чтобы раненые лежали на пружинящих подстилках. Внутри некоторых возов Георгий Иванович натягивает брезент и делает вроде гамаков. Отовсюду слышится ржание лошадей, они почуяли дорогу. Моросит мелкий дождь. Санитары выносят тяжелораненых, бережно кладут в фурманки.

На одном из возов Нюра Гапонова. Ее поразила немецкая разрывная пуля в бою под Серховым, когда она бежала по открытому полю перевязать раненого. Пуля задела правую ногу и застряла в бедре левой ноги. Нюра бледна от большой потери крови. Воз ее следует за возом Кривцова.

— Как в «Войне и мире», — шутит Кривцов.

— Не хватает только пожара и колокольного звона, — отвечает Нюра.

Раненые пытаются шутить, но лица у них озабоченные и печальные. Тяжело в момент опасности лежать неподвижно и чувствовать себя обузой для товарищей. Все, кто только могут, идут за телегами пешком. С грустью покидаем наши землянки. Они кажутся нам такими удобными, желанными!..

Нескончаемо длинный обоз двинулся в путь. Впереди, как всегда, подводы штаба, комендантский взвод, затем санчасть. Бойцы охраны идут справа, слева от колонны, крайние на расстоянии нескольких сот метров от колонны.

Сестры Аня, Лида, Валя шагают за подводами. Каждой сестре поручена группа раненых, и девушки в пути перебегают от одного воза к другому. Если даже раненому ничего не надо, важно показаться ему на глаза, переброситься с ним двумя — тремя словами, чтобы он не чувствовал себя покинутым.

Нюру тошнит от движения. Коля Пушкин, двадцатилетний партизан из отряда Логвинова, громко стонет. Больше четырех месяцев Коля лечится в отряде. Рваная рана на левой ноге не заживала, и Логвинов попросил у Федорова разрешения передать Пушкина в наш госпиталь. Мы пересадили кожу с бедра на рану около голени, рана начала быстро заживать, а теперь в телеге от тряски открывается снова. Надо дать Коле болеутоляющее, сделать инъекцию морфия.

Рванов подъезжает ко мне верхом:

— Алексей Федорович спрашивает, как чувствуют себя раненые. Не пора ли сделать привал?

— Да, да, пора!