Иван Ваганов - Мера мужества

По улице неслись потоки сухого колючего снега. У ворот и палисадников росли сугробы.

— Во как расходилась, разбушевалась погодушка, — покачала головой Елена Ивановна, не отрывая задумчивого взгляда от окна.

Елена Ивановна беспокоилась не зря. Ее сын вот уже больше месяца не дает о себе весточки. А в газетах и по радио каждый день сообщают о жестоких боях с финскими белогвардейцами. Это почти у самого Ленинграда, а ее Гриша два года служит в тех краях. Что с ним? В последнем письме он спрашивал о товарищах по работе. Просил передать привет мастеру и сказать, что уж очень соскучился по родным местам. Да и руки по труду натосковались. Правда, и здесь им работы хватает, писал он дальше. Пушка любит ласковые трудолюбивые руки. Ее, как малое дитя, каждый день банить надо. Она не терпит ни единой пылинки. И он, наводчик Лаптев, лелеет ее. И все же его рабочие руки тоскуют по обычным делам, которые он привык выполнять на буровой.

Читая письма сына, Елена Ивановна гордилась, гордилась тем, что ее Гришенька не чурается труда, а крепко дорожит званием рабочего человека. Не забывает его и мастер буровой Маркелыч. Однажды при встрече он рассказал Елене Ивановне о том, как ее Гришенька, еще зеленый, не окунувшийся в рабочий котел парнишка, досконально выпытывал у него все секреты работы на буровой. А потом так цепко и смело брался за любое порученное дело и доводил его до конца.

Не изменил своему рабочему правилу комсомолец Лаптев и в армии. Не одно письмо получила Елена Ивановна от командования, много там теплых слов о ее трудолюбивом сыне. Да разве только одно это качество было в его характере? Нет, он был не только трудолюбивым, но и дисциплинированным, и очень, очень внимательным. За два с лишним года службы в армии не проходило недели, чтобы он не отчитался перед матерью. Обязательно напишет, как сам служит и овладевает военными знаниями, как служат его друзья-товарищи. И вот, поди ж ты, больше месяца прошло, а от него ни единой весточки.

Г. М. Лаптев.

Елена Ивановна вновь склонилась к столу. Смахнула не вовремя набежавшую слезу и еще старательнее принялась писать:

«Уважаемый товарищ начальник штаба, в настоящее время я просто погибаю, не знаю, мой сын жив или нет. Товарищ начальник, я вас прошу, успокойте мое сердце. Жив мой сын или нет? Сын мой Лаптев Григорий Михайлович — Челябинской области, станция Бакал, село Рудничное, Ленина, 15.

В то время, когда писала письмо убитая горем мать, советские войска вели бои с финской белогвардейщиной. На одном из участков Карельского перешейка воевал и комсомолец Лаптев. Погода там была под стать той, которая свирепствовала и на Урале. Густые, нависшие над лесом облака медленно плыли, почти касаясь заиндевелых сосен. Мела поземка. Громко насвистывал налетавший с Ладоги ветер. Резкий, колючий, пронизывающий до костей, он обжигал обветренные лица идущих по лесу бойцов. Ледяная крупа не только безжалостно секла лицо, но и ослепляла, набивалась за воротник, и студеные струйки проползали по шее.

Подойдя к кромке леса, бойцы остановились. От них отделился молодой коренастый офицер. Замаскировавшись в тальнике, он прижал к глазам бинокль.

За редколесьем, километрах в пяти, едва просматривались открытая местность, дорога, полуразрушенные постройки, овраг и окраина поселка. Все было как обычно, как в мирное время.

Шумел сосняк. Раскинулась большая заснеженная поляна, с редкими, продрогшими на ветру березками, с развалившимся стожком сена и будто нарочно разбросанными там и сям приземистыми кустами тальника. На восточной окраине поляны, из черневшего молодого сосняка, высовывались длинные стволы дальнобойных орудий. Возле пушек суетились бойцы: одни подносили снаряды, другие проверяли механизмы, третьи орудовали лопатами, отгребая снег.

Офицер кивнул стоящим за спиной солдатам, взмахнул лыжными палками, как птица крыльями, и стремительно понесся вперед. Вслед за ним, по проложенной лыжне, остальные. У землянки артиллеристов лыжники притормозили.

— Привет пушкарям, — сверкнув белозубой улыбкой, крикнул офицер.

— Вас тем же концом, — отозвался командир огневого взвода Сидоров. — Куда путь держите?

— Во второй дивизион.

— Жмите по лесу. На поляну не выходите. Финские кукушки стреляют.