Партизаны, сделав последнюю затяжку, бросали окурки и каблуками втаптывали в грязь. Командиры отделений и взводов созывали своих людей.
Теперь Цымбал не сомневался в успехе. Перед уходом сказал:
— В бой пойду с вашей ротой.
— Пожалуйста, будем рады.
— Мы этих фрицев в бараний рог согнем, — заговорили вразнобой партизаны…
На Ольховку наступали с трех сторон. Застигнутые врасплох гитлеровцы, без шинелей, а то и в нательном белье выскакивали из хат, в панике метались по улицам, пытаясь спастись, но везде попадали под партизанские пули. Нащупав свободный выход, некоторые прорвались на восток.
К восходу солнца Ольховка была очищена от противника. Немцы потеряли свыше двадцати человек убитыми. Остальные побросали свое оружие и имущество и разбежались.
Покончив с немецким гарнизоном, партизаны выставили охранение и остановились на отдых. Из погребов, ям, канав начали выползать напуганные боем жители.
— Сынки наши ридни, вызволители. Долго мы вас ждали, — запричитали голосистые украинки, обнимая партизан.
— Измаялись под клятыми гитлерами…
— Дошли наши молитвы до бога, — прошамкала беззубым ртом морщинистая, как печеное яблоко, старушка.
— Заходьте до нашои хаты.
— И до нашои, — наперебой приглашали гостеприимные хозяйки.
Бойцы отделениями размещались по домам.
— Андрей Калинович, боюсь я этого гостеприимства, — сказал Брайко.
— Почему же? До слез трогательные встречи, — возразил Цымбал.
— Я не об этом. Понимаешь, что может получиться? На радостях тетки поставят самогон. Наши хлопцы не из тех, кто отказывается. А сколько им надо с устатку? Перепьются. Победа может обратиться поражением.
— Как я об этом не подумал? Расчувствовался, — признался комиссар.
— Пойду по хатам, поговорю с людьми. Заодно скажу политрукам и агитаторам, чтобы побеседовали с населением. Надо порадовать их новостями с фронта.
Брайко вошел в дом, отведенный под штаб, и увидел на столе миски, наполненные дымящейся картошкой, солеными огурцами, капустой, ломти ржаного хлеба.
— Раздевайтесь, будь ласка. Умойтесь с дороги: я уже и водички подогрела. Да и сниданок стынет, — затараторила не по возрасту суетливая чернявая хозяйка лет пятидесяти — пятидесяти пяти.
— Спасибо. Не беспокойтесь, мамаша. Я подожду, — ответил Брайко, снимая походное снаряжение.
— Пока закусите и курочка будет готова… уцелела от германцев, — не унималась тетя Ганна (так звали хозяйку).
— Вы одна живете? — спросил Петя Брайко, рассматривая небогатое убранство комнаты.
— Чому ж цэ одна? Со стариком, — ответила тетя Ганна и, услышав шаркающие шаги в сенцах, добавила — Ось и старый…
Скрипнула дверь, и на пороге появился высокий, сутулый мужчина лет шестидесяти, с седыми свисающими усами и черной повязкой через правый глаз. Неторопливо снял рваную шапку и лишь после этого сказал:
— Доброго ранку!
— Здравствуйте, — ответил Брайко, пошел навстречу хозяину и протянул руку.
Старик обхватил Петю за шею, уткнулся лицом в его плечо и зарыдал, приговаривая:
— Дождался… Теперь и помирать можно.
— Зачем же? Теперь только по-настоящему жить начинать, — успокаивал Брайко.
— Так, так, сынок. Твоя правда… Думал не доживу, а вот дожил… Прогнали фашиста поганого — новую жизнь строить будем, — успокаиваясь, сказал старик.
Комбат понял, что их принимают за кадровую часть Красной Армии. Ему стало не по себе. Они и не подозревают, что немцы могут снова нагрянуть, как только партизаны уйдут. Как ни печально, а Брайко сказал:
— Немцы бегут…
— Бегут, бегут, ироды, — подхватил старик.
— Но они могут к вам еще наведаться…
— Как? — встрепенулся хозяин, оторвался от плеча комбата и испытующе посмотрел в глаза Брайко.
— Да вы, батя, не беспокойтесь. Садитесь, — предложил Петя. — Дело в том, что мы партизаны. Оставаться в селе надолго не можем. У нас своя задача — бить фашистов с тыла, помогать Красной Армии.
— Как же быть? Что робить? — растерянно проговорил старик.
— Я же вам говорю — не волнуйтесь. По нашим следам идет фронт. Слышали, позавчера освобождены Ровно и Луцк?
— Нэ вже?! До Луцка от нас миль двадцать будет, — обрадовался хозяин.
— Вот видите? Скоро придет свобода. Не сегодня, так завтра наши войска будут здесь, — продолжал комбат. — Возможно, немцы к вам больше не попадут, но все же советую быть настороже. Отступая, они особенно зверствуют, не щадят ни людей, ни сел. Все сжигают до тла…
Читать дальше