Нгуен Тхи - В огне

- Ну как, милый... Ты слышишь меня?..

- Дыонг!.. Товарищ Дыонг! - наклонившись, позвал Тхань.

Еле заметно дрогнули ресницы, потом медленно разжались веки...

- Дыонг, ты узнаешь меня? - спросил Тхань.

Раненый чуть пошире открыл глаза, как бы стараясь разглядеть нечто, стоящее прямо перед ним. Губы его шевельнулись, словно он хотел произнести что-то. Он вырвал руку из пальцев Лить, судорожно приподнял и вытянувшись, откинулся назад.

У Тханя покраснели глаза. Здоровой рукой он подтянул край одеяла и прикрыл им лицо солдата. "Дыонг!.. Какой же это Дыонг?!" - думал Суан.

Лить вышла из землянки и позвала женщин с носилками. Тхань решил, что они хотят унести умершего, но Лить сказала:

- Ложитесь, пожалуйста, на носилки! Вас доставят на медпункт. Вероятно, потребуется операция...

Тхань поднялся:

- Я дойду сам. Возьмите лучше тяжелораненых...

- Нет, сами вы не дойдете! - мягко, но решительно возразила Лить. Ложитесь на носилки.

- Ничего не попишешь, - сказал Суан, - выполняй приказ фельдшера.

Он посторонился, пропуская Тханя в дверях.

- Товарищ комиссар, надо срочно назначить нового политрука.

- Ладно. Ты не волнуйся, погости у "медицины"!..

Тхань лег на носилки и снова обратился к комиссару:

- Да, нужно разыскать рюкзак Дыонга, а то еще пропадет... Отошлите семье... Когда разорвалась бомба, его ранило осколком в живот. Он упал, но тут же встал и бросился к орудию. Первый снаряд, которым рота ответила на бомбы, - это его снаряд...

- Хорошо. Я разыщу рюкзак и сам перешлю родным.

- И еще, надо сегодня же вечером обсудить новую систему огня. Хорошо бы поставить зенитные пулеметы на высоте "сто двадцать", чтобы закрыть путь самолетам.

- Не беспокойся, все будет в порядке... Скажи, пожалуйста, у вас в роте нет другого Дыонга?

- Нет, только один... был...

- Ну, пока... Поправляйся скорее.

Суан обошел расчеты и вернулся на КП роты. Шон разговаривал по телефону со штабом. Рядом стоял Хоа.

- Товарищ Шон, - сказал шофер, - комиссар пришел.

- Алло! Товарищ Мау, вы хотели говорить с комиссаром. Он только что вернулся.

Суан уселся на край окопа и взял трубку.

- Это ты, Мау? Да, говорит Суан... В общем, здесь все в порядке... Как там Фаунг?.. Уже прибыл?.. Ну и отлично. Я сейчас выезжаю к вам. Алло!.. Не понял?.. Так вот, передай в полк, что сегодня я не вернусь... Слушай, Мау, тот план... ну, семидневный, мы должны выполнить за эту ночь!.. Надо мобилизовать все силы!.. Позвони Виену, пусть соберет народ... Всех, кого только сможет... Да нет, задача вполне выполнима... И вот еще что, вызови Туана, политрука "четверки". Пусть перейдет пока сюда вместо Тханя.

Он положил трубку и повернулся к своему шоферу:

- Хоа, у меня к тебе просьба - сходи в третий расчет, найди там вещи рядового Дыонга и отнеси в машину.

- Дыонга! А... какого? - Хоа запнулся и посмотрел на комиссара.

- Да... Того самого. Ну, иди!

"Эх, жаль, опоздало письмо!" - подумал Суан и украдкой вытер глаза.

Опускался вечер. Ребята из интендантской команды на коромыслах притащили из деревни ужин.

Дружинницы уносили последнего раненого. Следом, с сумкой на боку, шла Лить.

- Вы куда, Лить? - окликнул ее Суан.

- На уездный медпункт. Ночью будем отправлять тяжелораненых в город.

- Если хотите, подождите меня немного. Я подвезу вас. Быстрей будете на месте.

- Конечно. Мне с вашей машиной просто везет!

Суан объяснил Шону, с кем из местных властей надо связаться по поводу похорон Дыонга, и напомнил, что завтра утром совещание в штабе группы.

Суан шагал по меже через поле, Лить шла за ним следом. Они молчали. Может быть, потому, что очень спешили, и было им не до разговоров. Но вот шаги за спиной Суана неожиданно затихли. Он оглянулся. Лить сидела на меже спиной к нему и плакала навзрыд, спрятав лицо в ладони. Суан постоял в нерешительности, потом подошел к ней.

- Что с вами, Лить?

- Мне жаль парнишку!.. Так жаль...

VIII

Кончился еще один день. И казалось, будто темнота вновь принесла сюда, где скрещивались дороги и реки, извечный спокойный ритм жизни.

В деревушках, под крышами из листьев запылал огонь в очагах - сегодня люди садились за трапезу позже обычного. А на реке матери, вместе с детьми прятавшиеся днем от бомбежек, купали своих малышей и стирали белье. Лодки, скрывавшиеся при дневном свете бог весть в каких протоках и заводях, заскользили по речной глади. Над ожившей рекой раздавались человеческие голоса и скрип весел.

Вдоль берега, на дороге, мощенной камнем, толпился народ. Особенно много людей было у въезда на мост. Лопатами, мотыгами, ломами они крошили и пересыпали землю; заваливая воронки.