Марина Чечнева - Повесть о Жене Рудневой

Ехали мы весело. За околицей станицы нас обогнала машина, в которой ехали летчики и штурманы 63-го бомбардировочного полка. Их сопровождала пылевая завеса, которой они нас и накрыли. Мы хором прокричали: «Невежи»! Но те сделали вид, что не понимают нас. Тогда мы постарались объяснить им, насколько они проигрывают в сравнении с нашими «братиками»-бочаровцами, те, мол, сама воспитанность, а вы… В это время «образцовые» братики поднажали и выскочили вперед. Было решено обоим полкам объявить бойкот и петь песни про героических истребителей, которые бы так никогда не поступили. Но справедливость восторжествовала: наш генерал, ехавший в кабине, приказал шоферу занять в колонне головное место, и мы лихо вылетели вперед. Торжествуя, три раза прокричали «ура!».

— Судя по всему, борьба у нас в колонне предстоит самая напряженная, — сказала Женя. — Нельзя, чтобы такие события забывались.

Она достала чистую, еще не начатую тетрадку и стала записывать прямо на ходу.

«Один посторонний юноша, — писала Женя, с трудом совладая с карандашом, который из-за тряски носило по бумаге туда-сюда, — вздумал нас обогнать. По почину гвардии капитана Амосовой началась бомбардировка подсолнухами, кукурузой, огрызками яблок. «Противник» временно отступил и долго шел в нашей пыли. Мы сразу отметили его благородную черту: он не растерялся и ответил нам орехами. Через некоторое время он нас все-таки обогнал, стукнул орехом в кабину и долго еще обдавал нас пылью».

К часу дня, пропыленные, мы добрались до командного пункта 9-й армии, куда вскоре приехал командующий фронтом И. Е. Петров, только что произведенный в генерал-полковники. Настроение у него было хорошее, он с нами шутил, а потом прислал нам сытный обед.

Воздух был совершенно прозрачный, на фронте в эти дни установилось затишье, и мы спокойно и долго наблюдали в стереотрубу за передним краем фашистов.

Следующий день снова ехали вдоль фронта, на остановках смеялись и пикировались с «братцами», на плитку шоколада выменяли у них арбуз, снова забрались в машины и запели песню:

Так, распевая, мы лихо пронеслись мимо «братцев» и успели очень ловко забросать их желудями. Они же растерялись и ответили всего одной луковицей.

На третий день свернули к Кабардинскому перевалу. Когда полуторка, наконец, одолела перевал, все в нетерпенье встали и увидели море, великолепное Черное море, о котором мечтали еще весной 41-го, надеясь на отпуск или каникулы. Теперь спустя два года к нему нас вывели дороги войны. На такую ли встречу мы рассчитывали тогда?

Когда повернули домой, состоялось примирение с «братцами». Некоторые из них даже перебрались к нам в машину и в качестве дани прихватили с собой полмешка яблок.

Перед самой Ивановской, где располагался наш полк, Женя вдруг заявила:

— А ведь нам никто не поверит, что мы были на передовой. Нужны доказательства.

Веселый настрой, владевший нами в поездке, немедленно дал о себе знать. Было решено показать, что мы «пострадали».

Мы разорвали индивидуальные пакеты, вытащили бинты и щедро замотали кому голову, кому руку, а Жене даже обе.

— Только охайте, девочки, получше, — говорила Женя, когда мы въезжали в Ивановскую.

Машина остановилась возле столовой. К нам уже бежали испуганные девушки, завидевшие издали белые бинты, а мы сидели в кузове и усердно охали. Но долго не выдержали — и одна за другой с хохотом спрыгнули на землю, — и война как будто прекратилась для нас, и то, что мы здоровые, целые и невредимые обмотались бинтами, казалось очень смешным.

И сколько бы мы ни горевали по поводу якобы уходящей молодости, как ни сетовали на свои двадцать два года, на деле юность была с нами, и когда в долгой череде военных забот образовался разрыв, тут же в него устремилась наша беззаботная веселость и радостное ощущение жизни.

После взятия Новороссийска началось быстрое изгнание фашистов с Таманского полуострова, «Голубая линия» распалась сразу в нескольких местах. 9 октября последние гитлеровские солдаты убрались с полуострова. Вылетев на бомбежку в эту ночь, мы не нашли ни одной цели. Мыс Чушка, где недавно было скопление немецких войск, словно вымер; дороги, ведущие к Керченскому проливу, опустели.

— Придется докладывать: противник бегает быстрее нас, бомбить некого, — шутили мы, возвращаясь на аэродром.

В признание заслуг полка к его имени прибавилось слово «Таманский».