Максим Чертанов - Эйнштейн

10 июля Илзе умерла. Ее прах мать увезла в Принстон. Выглядела Эльза, по рассказам Марьянова, абсолютно потерянной. Марьянов и Марго поехали с ней. Она стала слепнуть — симптом поражения сердца и почек. Все время, пока она была в Париже, муж жил в курортном местечке Уотч-Хилл на Род-Айленд, на берегу Атлантического океана, с семьей Баки: «Барахло» доставили туда, плавали, купались, принимали гостей. Теперь туда перевезли Эльзу — веселья стало меньше. По окончании летнего сезона поехали (и потом часто ездили) к Баки в его дом на Манхэттене; еще Эйнштейн гостил (без Эльзы) у биохимика Леона Уотерса, по воспоминаниям которого Эльзе не хватало «сочувствия и нежности, в которых она очень нуждалась». Постылая, да, но уж теперь-то пожалеть можно? Марк Твен сдал здоровую дочь в психушку, но в конце концов назвал себя негодяем и подлецом по отношению к дочери, и они воссоединились хотя бы ненадолго. Эйнштейн в правильности своих поступков по отношению к Эльзе, Эдуарду и Илзе никогда не усомнился — во всяком случае, публично. И все же опять сравните: вот Магда Геббельс, заботливая мать…

Осенью в Нью-Йорке вышел сборник эйнштейновской публицистики — «Мир, каким я его вижу». Он начинается с отредактированного варианта эссе на тысячу слов, которое мы уже читали: «Мы существуем для других людей — прежде всего для тех, от улыбки и благополучия которых зависит наше собственное счастье, а затем для многих, незнакомых нам, к судьбам которых мы привязаны узами симпатии». Фразу о своем одиночестве он отредактировал: «Я истинно „одинокий странник“ и никогда всем сердцем не принадлежал ни моей стране, ни дому, ни даже моей семье; перед лицом всех этих связей я никогда не терял чувства дистанции и потребности в одиночестве — чувства, возрастающего с годами… мы становимся более независимыми от мнений, суждений и привычек наших ближних и избегаем искушения строить наше внутреннее равновесие на ненадежном фундаменте». Как мог эти две фразы написать один и тот же человек?

«Наше внутреннее равновесие» — вот сформулированная цель; это не подъем в хрустальные высшие сферы, о котором с восторгом пишет Кузнецов, это освобождение не от себя, а от близких, а если совсем по-простому — старческий эгоизм, из-за которого и душка Твен оставался глух к страданиям дочери; и оба очень мило общались с чужими маленькими детьми, кошечками и собачками, потому что это приятно; и оба искренне, от всего сердца сочувствовали угнетенным китайцам и прочим (и многих спасали!), потому что это не мешало «строить наше внутреннее равновесие», а общение со своими «проблемными» детьми — мешало.

Из того же сборника — о своей квазирелигии: «Есть религия страха, есть религия более высокого уровня — желание руководства, любви и поддержки», но это промежуточное звено, а есть высшая религия — «космическое религиозное чувство. Очень трудно объяснить его тому, кто им не обладает. Человек видит ничтожность человеческих желаний и видит величественность и совершенство, обнаруживающие себя в природе и в мире мышления. Он рассматривает отдельное существование как своего рода тюрьму и хочет ощущать Вселенную как единственное существенное целое». Прекрасно, но как связать это с «мы существуем для других людей — прежде всего для тех, от улыбки и благополучия которых зависит наше собственное счастье»?

Было в сборнике и забавное — об интервьюерах. «Вообразите следующую ситуацию. Однажды репортер приезжает к вам и просит сказать что-нибудь по-дружески о вашем друге Н. Если вы отказываетесь, репортер пишет: „Я спросил одного из лучших друзей Н., но он уклонился от ответа“. Такой фразы достаточно, чтобы читатель заподозрил неладное. Так что вы сдаетесь и говорите: „Г-н Н. — веселый, прямой человек, которого очень любят все его друзья. Он может найти хорошую сторону в любой ситуации. Его трудолюбие не знает границ; вся его энергия отдана работе. Он предан семье и все, чем обладает, кладет к ногам своей жены“. Версия репортера: „Г-н Н. ни к чему не относится серьезно и любит всем нравиться. Он до такой степени раб своей работы, что у него нет времени ни для какой мысли. Он разбаловал семью сверх меры и находится у жены под каблуком“».

Об американцах: они большие идеалисты, чем европейцы, у них «радостное, положительное отношение к жизни, они дружелюбны, оптимистичны и не завистливы. По сравнению с американцем европеец более критически настроен, более застенчив, менее добр, более одинок, более разборчив, почти всегда пессимист. Американец живет для будущего. В этом отношении он еще больше, чем от европейца, далек от русского и азиата». Богачи Америки совестливее, чем в других местах. Недостаток один — пресса, которая всем заправляет.